"Олег Павлович Смирнов. Барханы " - читать интересную книгу автора

Отцова плоть, отцова кровь, отцова суть. В чем проявится эта суть? Смотря по
обстоятельствам. Если вести речь о сегодняшнем его бытии - исполнять
солдатский долг так, как исполнял отец. Что бы ни случилось. До конца.
Ну а покуда не было суровых, исключительных обстоятельств и была
нормальная солдатская служба, Андрей окончил учебный пункт, в сентябре, по
меркнувшей жаре, по виноградно-дынному изобилию, попал на заставу, начал
ежедневно, кроме выходных дней, ходить в наряды.
Дозоры, секреты, засады и всякое прочее - утром и вечером, днем или
ночью. Дозоры, секреты, засады и всякое прочее и под осенним звездным небом,
когда змеи ищут тепла и заползают на заставу; и под зимним дождем: первые
капли впитываются в песок мгновенно и без остатка, но через пять часов
пенные, ливневые потоки подмывают барханы; и в весенний буран,
выворачивающий опоры высоковольтных передач, дымящий песком до горизонта, в
благостную пору буйного цветения маков я тюльпанов - алых, желтых,
фиолетовых, в лепестках квартируют каракурты, скорпионы и другие паучки; и в
воскресший с июня зной, с этого раскаленного добела месяца твой лучший
друг - фляга в войлочном чехле, а худший враг - москиты, что прячутся днем в
норах грызунов - песчанок, набираясь от них трупного яда, ночью же роятся
над твоей головушкой. Но в общем ничего исключительного. Просто год службы.
Триста шестьдесят пять дней. Даже с хвостиком - плюс двенадцать дней, если
быть точным. Двенадцать дней второго года службы. Замечаний не имел. Совсем
наоборот - благодарность имел. За бдительность в дозоре. Покамест в этом
проявилась отцова суть.
И еще в одном проявилась - в том, как любил Лилю. В каждой строке писем
к матери с фронта - мужская, настоящая верность и нежность. А прожили вместе
после свадьбы всего-то полмесяца: двадцать второе июня, повестка о
мобилизации - и вещевой мешок за спину. Потом, три года спустя, случайный
приезд на сутки. Шестнадцать суток вместе, если быть точным. А мать любит и
ждет его до сих пор, иногда, слушая ее рассказы об отце, сдается: не верит
"похоронке". Как будто можно встать из тесной братской могилы, что в
местечке Ружице, под городом Прагой.
Андрей помнил: провожая его на перроне Казанского вокзала, мать искоса
взглянула на Лилю и на него, и ему показалось в глазах матери: "Будет ли
твоя зазноба ждать тебя так, как я ждала отца?" Он хочет на это надеяться.
Он любит Лилю надежно, преданно и не забудет ее. Не забывай и ты его, Лиля!
Он запомнил на всю жизнь: начало октября, пригревающее напоследок
солнце дробится в речной ряби, молочно-желтые листья черемухи кружат,
ложатся на плечи и на траву, шуршат под ногами.
- Отныне ты мой, - сказала Лиля.
- А ты моя, - сказал Андрей.
В тот день они бродили по желтым и багряным лесам. Все открывалось
словно заново: березовые и сосновые рощи с неожиданно возникающими
левитановскими полянами (художник работал в этих местах), глухие овраги,
заросшие орешником и бузиной, еловые посадки, избы окрестных деревень в
перелесках, во дворах коровье мычание - как трубный глас электрички,
отдаленной расстоянием, монастырь, превращенный в санаторий, мостик Левитана
через Разводню, домик Танеева в деревне Дюдьково, подле Звенигорода, в самом
городе - домик, где принимал больных молодой доктор Антон Чехов, и
развесистая, дуплистая липа, под которой он некогда сиживал, и златоглавая
церковь на горке, возвышающейся над Звенигородом, ее колокольный звон плыл