"Олег Павлович Смирнов. Эшелон (Дилогия, #1) " - читать интересную книгу автора

впору было зажмуриться, однако я этого не сделал. Сказал негромко:
- Что вы, Эрна? Вы меня неправильно поняли.
Она оправила халатик, в растерянности уставилась на меня.
Мне было скверно. В соседней комнате на подушке покоилась голова фрау
Гарпиц в чепчике - небось догадалась, что произошло.
Собственно, ничего не произошло. А могло, не будь я рохлей.
Я повторил:
- Вы ошиблись, Эрпа. - После паузы поучающе добавил: - Советские воины
не требуют от немецких женщин...
Чего те требуют, не решился обозначить, запутался и умолк.
Вот тут-то разозлился всерьез, по-настоящему, - на Эрну, на себя, на ее
мать, на ординарца Драчева, заявившегося звать меня на ужин. Ах, лейтенант
Г лутков, кто тебя разберет - то ты прямолинейный, правильный, то
неуравновешенный, смутный человек!
Я встал, поклонился и вышел. Меня провожал робкий, жалкий, незащищенный
взгляд.
В своей комнате я отчитал Драчева за холодную кашу, хотя она не остыла,
за толсто нарезанный хлеб, хотя ординарец всегда так резал, за грязный
подворотничок, хотя ординарец и раньше не бывал пристрастен к чистым
подворотничкам, разумея: несправедливо это, глупо, ненужно. Ковырял в
котелке - гречневая каша с консервированным мясом, брал с тарелок
трофейный харч:
французские шпроты и колбаса, голландский сыр, - прикладывался к
бутылке с немецким портвейном. Я пил, жевал и думал:
"Ну и немочки, запросто у них все это... Впрочем, что мне? Но какая она
все-таки худенькая, бледная, Эрна. Что они едят с мамашей? Ведь с едой у
цивильных не шибко..."
Вспомнил, как глядела Эрна - пришибленно, беззащитно, и подумал, что не
худо бы ординарцу отнести немкам чего-нибудь поесть. Мы нынче богатые,
трофейчики имеются, не обеднеем. Да и офицерский дополнительный паек вчера
получен: сардины, слпвочное масло, печенье.
Но к хозяйкам я отправился сам. Допив портвейн и оттого повеселев,
завернул в газету колбасу, сыр, печенье, подхватил котелок с кашей. Фрау
Гарниц не спала, встретила меня любезно.
Эрна окинула беглым, косвенным взглядом и потупилась. Я сказал как ни в
чем не бывало:
- Прошу угощаться. Как говорится у нас, у русских, чем богаты, тем и
рады.
Мамаша стала отнекиваться. Эрна теребила поясок халата.
Я поставил котелок на стол. Наконец мамаша сказала:
- С благодарностью примем это, если вы, господин офицер, разделите с
нами ужин.
- Разделю. - Я развернул сверток с припасами. - За компанию, как опять
же говорят русские.
Вот так я стал наведываться к ним, подкармливать. Но вообще угощения
эти были на взаимной, что ли, основе: у немок в подвале вдоволь картошки,
и мы жарили ее на американском лярде - недурно!
Не скрою: я жалел Эрну, молоденькую, угловатую, робкую.
Мамашу - с ее обнаженной предупредительностью, со слащавыми улыбками -
терпел. По совести, иногда и к ней, больной, прикованной к постели,