"Олег Павлович Смирнов. Эшелон (Дилогия, #1) " - читать интересную книгу автора

поднимали "в ружье": где-то на кого-то нападали террористы из тайной
фашистской организации "вервольфов", по-русски "оборотней", мы бежали или
ехали машинами к месту происшествия и никаких "оборотней" не заставали.
Сдается, что не менее половины этих тревог были ложными.
При тревоге мой ордпыарец сперва по-мышиному скребся ногтями в дверь,
затем стучал костяшками согнутых пальцев и затем дубасил кулачищем. После
этого я вскакивал как ошпаренный! Помотавшись по лесу и не обнаружив
"оборотней", мы возвращались в городишко, и я опять возвращался к Эрне. На
своей постели в соседней комнате я ночевал считанное число раз, к
неудовольствию ординарца и многих других. Шут с ними! В конце концов, имею
на это право.
Впервые я увидел Эрну в тот день, когда мы вселялись. Солдаты галдели,
гремели сапожищами, хлопали дверьми. Эрна с матерью не показывались,
сидели у себя. Я вошел к ним без стука, властью победителя, и тотчас
пожалел о своей бесцеремонности:
фрау Гарниц вздрогнула под пуховой периной, которой была укрыта по
подбородок, и Эрна вздрогнула всем телом, полуодетая: в брюках и без
кофточки, в куцей комбинашке. По-немецки я пробормотал извинения. Мать
кивнула, любезнейше улыбнулась. Эрна поспешно надела через голову кофту,
пригладила волосы. Они были медно-красные, в мелких завитушках и настолько
жесткие, что мне вдруг захотелось поколоть о них ладони.
"Нелепое желание", - подумал я и назвал себя. Немки тоже представились.
Эрна сделала книксен. Поклон с приседанием! Этого еще не хватало, этих
благородных манер, черт бы их побрал.
Я сказал немкам, что был рад познакомиться (так рад, что дальше
некуда), что мы не стесним хозяек (они нас стесняли, а не наоборот), что
мы будем видеться и беседовать (век бы их не видеть, а беседовать - о
чем?). Споткнувшись об угольные брикеты, наваленные у двери, вышел в
коридорчик.
Мне запомнились не одни медно-красные жесткие волосы, по и пушок над
верхней припухлой губой, и тонкая белая шея, и маленькие торчливые груди.
Эрне было лет семнадцать или восемнадцать, не больше. В сущности, девчонка
- с покорным и грустным взглядом.
В госпитале - я уже был ходячий - меня удостоила своим вниманием
старшая сестра Марина. По должности была старшей, но пo возрасту моложе
остальных сестер, она именовала их, тридцатилетних и сорокалетних,
старухами и нещадно гоняла. А с рапбольными обходительная, даже поблажки
им давала. Была Марина холостячка: кто говорил, что муж пропал без вести
на фронте, кто - будто разошлись они. Фигуристая, в глазах вечно какой-то
голод.
На Октябрьский праздник Марина пригласила меня в компанию: сестры и
врачихи - с хахалями, врачи - с законными супругами, я - неизвестно в
качестве кого. Наверно, как будущий хахаль. И вот на этой вечеринке, едва
собрались, Марина словно забыла о моем существовании и стала заигрывать то
с одним мужиком, то с другим, то с третьим. Я уставился в тарелку, баюкая
раненую руку, - остриженный под машинку, худой, бледный, жестоко
терзающийся из-за женского коварства. А я-то, дурень, опасался, что Марина
сразу, без подготовки, начнет обращать меня в хахаля! О женщины! Но
ничего, ничего... Под конец вечеринки она вспомнила обо мне, прижалась,
шепнула: "Ночевать у меня будешь?" Я гордо отодвинулся, с ледяным