"Ольга Славникова. Один в зеркале" - читать интересную книгу автора

образца), что Вика у нее и принимает ванну, либо пошла с поручением к
какой-то тещи Светиной знакомой, либо послана к бабушке мыть большое окно -
нелепый многоэтажный мушиный дворец, который, насколько помнил Антонов, теща
Света сама ходила мыть неделю назад. Слушая в трубке деланно бодрый, почти
что Викин голос, Антонов понимал, что теща Света лжет, - и мистика ночных,
калечных, тут и там понаставленных автоматов (в сущности, остававшихся и
днем предметами ночи) соединялась с представлением о подругах, подругах
подруг, имевших где-то в сонно бормочущем городе, похожем на ловящий разные
станции радиоприемник, свои таинственные адреса.
Антонов знал, что теща Света суеверна: боится жирной черной кошки с
неопрятными, будто прилипшие семена сорняков, выпушками белого меха, живущей
у нее в подъезде, пугается всяких несчастливых номеров, что бросаются ей в
глаза с трамвайных абонементов и даже с магазинных ценников. Теща Света,
конечно, не могла не чувствовать коварной и тонкой связи между собственной
ложью и возможным несчастьем, которое только и выжидает успокоения
заинтересованных лиц, чтобы случиться не в воображении, а на самом деле;
все-таки она старалась, как могла, наврать Антонову и в одиночку переживала
терзания неизвестности, умножаемой стрелками часов на возрастающие цифры.
Надо полагать, она, сидя у себя на кухне, где множество посудин, как будто в
доме протекала крыша, стояло в самых неожиданных местах, перебирала мысленно
все варианты насилий и убийств - в тщетной надежде, что судьбе не удастся
изобрести что-нибудь такое, чего она не сумела мысленно обезвредить. Теща
Света всегда переживала - словно чувствовала некую обязанность в полной мере
ощутить любую неприятность и даже заплатить вперед, как платила вперед за
квартиру и за все, что просила кого-то купить. При этом ей самой многие были
должны и преспокойно не возвращали долгов - например, хозяйка черной кошки,
пьющая плаксивая старуха с беспокойной клюкой, из-за которой звуки ее
передвижения напоминали мытье полов при помощи швабры, регулярно
притаскивалась "в получку" и брала, закалывая их в кармане тугой английской
булавкой, регулярные пятьдесят рублей; на замечание Вики (почитавшей деньги
как универсальную меру вещей), что старуха практически влезла в родство,
теща Света отвечала виноватой улыбкой и по возможности делала дочери подарок
на ту примерно сумму, какую соседка, по тещи Светиным смутным прикидкам,
перетаскала за обозримое время. Выходило, что теща Света сама оказывалась
должна - а у Вики всегда имелся в запасе проект покупки, которую она как раз
бы сделала, если бы "чертова пьяница" наконец рассчиталась: магазины дорогой
одежды, где даже зимой, при свете солнечного электричества, горели летние,
чуть ли не пляжные краски, подвергали Вику неотразимому гипнозу. Теща Света
тоже обожала тряпки, заваливалась ими по самый потолок, но ходила на свою
охоту в рыночные ряды, от которых простодушно ожидала чуда, словно дитя от
кочевого балагана; иногда, если ей удавалось откопать обновку "дешевле, чем
в магазине", она начинала верить, будто перекошенное платьице или дикого
вида босоножки, похожие, по мнению Антонова, вообще не на обувь, а на пару
тяжеленных пресс-папье, "приносят счастье". Может быть, грошовая и
призрачная выгода, которую теща Света сторговывала у ошалевших от своего
товара продавцов, представлялась ей уже неотъемлемой собственностью, незримо
заложенной в бренную тряпку, - тем немногим, что она уже никому не должна;
может быть, мистическое отношение к деньгам было у женщин Антонова семейной
чертой, - но скорее теще Свете подсознательно хотелось, чтобы одноразовое
счастье стало постоянным, все время присутствующим в жизни, чтобы оно