"Ольга Славникова. Один в зеркале" - читать интересную книгу автора

стволах. Беспокойная Вика то и дело забегала вперед, обнимала голыми руками
какую-нибудь неудобную, отвернувшуюся статую или облокачивалась, выгнув
спину, о балюстраду пруда, где отражение Дома Правительства, целое у
основания, постепенно размывалось колебательными полосами и оставалось без
верхних этажей, замененное томным и солнечным сиянием воды. Вика улыбалась
Антонову, словно в объектив, а он переминался с пустыми руками, не имея
фотоаппарата и не умея с ним обращаться, не смея пересечь черту, за которой
начинался кадр.
Иногда Антонову мерещилось, что она замирает и смотрит на него перед
тем, как исчезнуть. Мучением Антонова были улицы, полные автомобилей: Вика,
выкрутив руку, которую Антонов порывался схватить, безо всяких светофоров
устремлялась вперед и через минуту уже запрыгивала, вильнув каблучком, на
противоположный тротуар, - а растерянный Антонов замирал, не в силах
уследить одновременно за мельканием ее как будто неподвижной фигурки и
потоком слишком близкого и слишком неожиданного транспорта. Улица с
автомобилями, будучи двойным потоком зеркал, буквально разнимала Антонова на
множество угловатых и растянутых частей, оставляя только ужас, что, пока он
медлит, Вика убежит или обернется афишей, будкой с абонементами, любым
вертикальным, подходящим по цвету пятном. Может быть, Антонов чувствовал в
улицах с автомобилями какую-то знобящую подсказку относительно будущего;
собственное не-существование странно обостряло восприятие реальности,
включая постоянное движение над головой, где высокие облака, будто улитки с
чудовищно сложными раковинами на спине, волочились и пятнали зубья
полуразрушенных домов. Вечерами, когда низкое солнце становилось особенно
внимательно и рассматривало на просвет каждый древесный листок, косые тени
на расщепленных, полосатых сторонах углубившихся улиц казались Антонову
похожими на ответы, что печатают, курсивом и вверх ногами, под загадками в
детских журналах, - но он никак не мог принять такого положения, чтобы хоть
что-то прочесть. Близость ночи, проступавшей не тьмою, но бледностью
асфальта, стен, просохшего и полегчавшего на воздухе белья, делали Викино
лицо удивительно пустым, и Антонову приходила непонятная мысль, что даже это
призрачное междувременье не может вызвать у нее ни малейшего страха смерти.


VI

Сложный и своеобразный оттенок ревности Антонова порождался
обстоятельством, не сразу им обнаруженным, но тем более разительным: у
памятливой Вики, никогда не ошибавшейся относительно дат и никогда не
затруднявшейся соотнести день недели и число, совершенно не было чувства
времени - не имелось даже простеньких ходиков, что тикают в самом несложном
уме и позволяют жить в согласии с природным календарем. Вероятно, отсутствие
чувства времени было как-то связано у Вики с полным отсутствием
математических способностей; только память, где формулы высекались недвижно,
будто на гранитной скале, помогала ей кое-как перетягиваться через экзамены,
после чего коллеги иронически косились на Антонова или откровенно
сочувствовали, предлагая перевести его "подопечную" в педагогический
институт. Над самой простенькой, едва ли не школьной задачкой Вика зависала,
словно в невесомости, и могла неопределенно долго покачиваться на стуле,
держась за виски и растягивая пальцами глаза; бугор леденцов за щекой или