"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

после чего расторопный Гера принимал ее на работу, что было крайне выгодно в
смысле налогов, а Вике давало возможность получить, по выражению
предпринимателя, "исправительный урок капиталистического труда". Антонову,
ненароком заставшему обсуждение нового бизнеса, не сразу удалось дознаться
до сути проекта: теща Света, совершенно растерявшись, поспешила на кухню к
переполненной раковине, где под струей пулеметно застрекотала грязная
посуда; сам же Гера, только что темпераментно, чуть ли не с ленинской
жестикуляцией рисовавший ей, сидевшей смирным калачиком в углу дивана,
выгоды и перспективы (главным образом свои, но теща Света, нежно и испуганно
мигая, принимала их на собственный счет), - немедленно повернулся к Антонову
спиной. На Гере был, в соединении с неизменными бряцающими джинсами,
малоформатный разлетный пиджачок с большими дырьями петель по борту, а также
коротенький, пуком, ацетатный галстук именно того индустриального оттенка,
какой рисовали на портретах Ильича, предназначавшихся для средних и высших
учебных заведений; он остервенело рылся в своей многокарманной, набитой
скоросшивателями сумке и даже царапал там по днищу, намереваясь, как видно,
немедленно заняться бизнесом. Все попытки Антонова обратить на себя внимание
и выяснить, что за инвалидность, насколько это связано с реальным состоянием
Вики и почему вообще такие вещи решаются помимо него, нарывались на кашель и
бурканье, и тут же перед ним опять оказывался серый, как бы слоновий,
джинсовый круп. "Ты здесь кто? А? Чтобы я давал тебе отчеты? - вскидывался
Гера, оставаясь руками в сумке. - Я тебя не знаю, кто ты, и говорить с тобой
не хочу!" Он махал на Антонова своими бумагами, его сосборенный, рвущийся
говорок и внезапный переход на пролетарское "ты" выдавали не волнение и
опаску, а скорее возбуждение, как будто самый факт, что Антонов ему
сопротивляется, говорил о солидной, даже сверх ожидания, выгоде будущих
сделок. Отчаявшись добиться толку, Антонов бегал к теще Свете на распаренную
кухню, где она, работая локотками, похожими на сточенные теркой морковины,
то и дело тылом мокрой ладони проводя по щеке, купала в сизой мыльной пене
глухо тарахтевшие банки. Она, хлопоча, расшаркиваясь между раковиной и
духовкой, где жарилась для Вики курица с грибами, тоже держалась к Антонову
спиной (после эту манеру, взятую от друга семьи, ему предстояло узнать в
более артистичном Викином исполнении). В ответ на возмущение Антонова теща
Света жалобно оправдывалась, что она еще ничего не знает, но, может, так
будет действительно лучше. "Ты же сам сердился, что у нее никаких
математических способностей", - повторяла она, путаясь в расставленной
посуде, и Антонов внезапно понял, что эта маленькая женщина, которой удается
жить обыкновенной жизнью, какую она и мыслила себе до всяких рыночных
преобразований, считает Вику подвешенной в воздухе, неспособной
продолжаться, как она, и обреченной в самостоятельном будущем чуть не на
голодную смерть. "Как только Вика выпишется, я на ней женюсь!" - брякнул
Антонов ни к селу ни к городу и тут же понял, что опаздывает с этим
заявлением, если уже не опоздал. От неожиданности теща Света уронила вареную
картофелину в кастрюлю с винегретом, где и так валялось много недокрошенных,
грубых кусков, а Гера в соседней комнате затих, но тут же продолжил свое
бормочущее, царапучее копошение.
Скоро он убежал, раскачиваясь и хватаясь за предметы, точно устремляясь
вперед по ходу курьерского поезда, а теща Света понемногу отошла - и в
перемороженном полупустом автобусе, где только стоявшие казались живыми
людьми, а сидевшие были безвольны, точно рассаженные по местам неуклюжие