"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

он видел от спасительных дверей своего подъезда и отклеившийся пластырь под
ремешком босоножки, и розовые звезды расчесанных укусов; иногда один из
парней ленивой лапой обнимал подружку за плечо, и она переступала на месте,
расставив чуть пошире тонкие ноги, делавшиеся странно-неуверенными, что
вызывало у Антонова приступ какой-то сладкой дурноты.
Он настолько явственно ощущал тогда свое отсутствие в той живописной,
на погляденье двору развлекавшейся компании, что и теперь ему было непросто
подойти к студентам, если их собиралось более трех и кто-нибудь притискивал
девицу, сохранявшую деловитое выражение беличьей мордочки и наступавшую
шнурованным ботинком сорокового номера на плоскую, как грелка, ногу
пошатнувшегося кавалера. У этих музыка шкворчала из наушников, болтавшихся,
пока они беседовали, наподобие докторских стетоскопов, - а у тещи Светы в
комнате висела презираемая Викой настоящая гитара, украшенная увядшим
бантом. Антонов, как всякий человек, не умеющий играть на инструменте,
удивлялся ему как предмету сложно-бессмысленному, слишком легкому для своего
объема; струны у гитары оказались проволочные, грубые, режущие пальцы,
деления ее казались Антонову непостижимыми. Эта старая облупленная штуковина
словно оглохла, как деревянное ухо, и забыла всякую музыку, но сделалась
зато болезненно-чувствительна к любому прикосновению, отвечая на него
царапаньем, шорохом, стонущим стуком, отзываясь маленьким эхом на падение о
пол тяжелых предметов. Все равно гитара возбуждала у Антонова
сентиментальные чувства: он думал, что мог бы вместо Вики жениться на теще
Свете, которая словно была одною из тех, на кого он когда-то заглядывался,
нацепляя для конспирации сползающие по расплавленному носу темные очки.
Тогда он мог бы не страдать, а просто воспитывать Вику как свою приемную
дочку; порою быть без нее казалось Антонову таким же немыслимым, невероятным
счастьем, как и быть ее мужчиной - главным Наполеоном, со всеми признаками
клинического сумасшествия.

***

Теща Света, в общем, была одинока; в прошлом у нее имелась история
любви и развода, о которой она, даже хорошо подвыпив, предпочитала не
распространяться. От Вики Антонову было известно, что "бывший" ее отец
теперь "состоит при церкви": несколько лет назад он бросил тещу Свету,
начинавшую зарабатывать для семьи первые, небольшие, но тогда невиданные
доллары, ради свирепой нищеты и жизни на далекой, как деревня, окраине, в
какой-то котловине, изрезанной кривобокими подобиями улиц, почти немедленно
кончавшихся либо реденьким забором, за которым простиралась на клочке
цветущая картошка, либо полной неопределенностью, открытой в никуда и
заросшей метровыми сорняками, между которыми длинные паутины поблескивали,
будто трещины в мокром стекле. Теща Света, проглотив обиду, съездила туда
однажды с полной сумкой хороших продуктов, почти нашла глуповатый по
звучанию адрес (название улицы походило на название детского садика), но так
и не решилась определить, в которой из нескольких черных халуп, имевших
общий вид только что залитого пожара, обитает со своими книгами, буквально
вынутыми из стен и из души квартиры, бывший супруг. Она, пораженная
одинаковостью деревянного запустения, обзелененного сочной, как бы давленой
травой, не насмелилась дернуть за сырую бечевку щелястых воротец, неизвестно
к какому строению ведущих через закоулки сараев и тускло желтевших поленниц.