"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

рекламный плакат, висевший снаружи как раз напротив коечки, словно отмечая
местопребывание пенсионера для посетителей кромешно-черного от народа
вещевого рынка. Теперь тройная энтомологическая красота была испорчена
рваной дырой с висящим жестяным лоскутом, и, возможно, эта дыра
соответствовала некой черной звезде в сознании пенсионера, облегчая ему
видения его послевоенных снов. Весною жесть обрастала мелкими, как пипетки,
быстро каплющими сосульками, зимой туда наметало снегу, и никто ничего не
исправлял, никто не вкладывал денег, несмотря на то, что по торцу пятиэтажки
расползалась от поврежденного щита яркая охряная сырость.
В общем, разорение все время висело дамокловым мечом над всеми, в том
числе над тещи-Светиной по видимости преуспевающей фирмой. Все время им
кто-то не платил по договорам (очень может быть, что "сука Таня" крутила эти
недошедшие деньги на стороне); раздражительная Вика, если ей случалось
присутствовать при материнских полупьяных сетованиях, сильно дышала через
нос и курила так, что сигарета наливалась воспаленной краснотой. Потом
хорошая девочка набирала полные руки питья и еды и уходила к себе, шаркая и
сплескивая из кружки в неподатливых дверях. Антонов, хоть его и тянуло
вслед, в одних носках по кляксам пролитого кофе, все же оставался с тещей
Светой на маленькой кухне, наполнял опустевший чайник, ставил его,
забрызганный, на непросохшую, в горелой лужице, конфорку, поначалу дававшую,
после нескольких обводов спички, только три-четыре голубых устойчивых шипа.
Чайник, напитанный через водопровод водяным тяжелым холодом улицы, как это
всегда бывает поздними вечерами, скоро начинал побрякивать крышкой;
постепенно теща Света отходила от своей печали, доставала, чуть не падая с
табурета в распяленную на полу хозяйственную сумку, измятые в компрессы
остатки учрежденческого пиршества, и они с Антоновым замечательно ужинали
слипшимися бутербродами, кусками разных тортов, красивыми, как медузы, в
полиэтиленовом мешке, дававшими, при выворачивании мешка, картину вскрытия
мясистого и влажного организма. Все получалось забавно и весело, у Вики за
стеной звучала неясная, как будто содержавшая и человеческий голос,
магнитофонная музыка, теща Света, раскрасневшись, как уголек, рассказывала
истории про "суку Таню" и неприличные анекдоты.

VIII

Выражения, произносимые в адрес этой особы за облитым и обсыпанным
сахаром столом, Антонов не рекомендовал бы своим студентам, - но все равно
ему нравилось общаться с тещей Светой, когда она вот так откидывала все
официальное и взрослое и становилась постаревшей девчонкой с ухватками
шпаны, которой Антонов, некогда отутюженный и мешковатый, точно ногтем
проглаженный отличник, смертельно завидовал двадцать лет назад. Тогда он,
примерный маменькин сынок, не осмеливался даже близко подойти к сырой,
оплывшей песком из песочницы и заплеванной дождичком детской площадке, где,
разместившись с неосознанной картинностью, компания больших парней (среди
которых непременно обнаруживалась парочка принарядившихся школьных
мучителей) слушала по-собачьи лохматого гитариста, сидевшего, расставив
джинсовые потертые коленищи, на спинке обломанной скамьи и мерно бившего по
струнам своего обклеенного красотками щегольского инструмента. Настоящие,
живые девушки стояли тут же, их короткие и тесные юбки словно соревновались
за предельную высоту отметки. Робость почему-то обостряла зрение Антонова -