"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

конце концов объезжал нарушителя, едва не обрывая пуговиц с распахнутого
антоновского пиджака. Улица с автомобилями, будучи двойным потоком зеркал,
искажала Антонова до полной невозможности двигаться, буквально разнимала его
на множество угловатых и растянутых частей, оставляя только ужас, что, пока
он медлит и ловит себя, словно бабочку, в проезжающих стеклах, Вика убежит
или обернется афишей, будкой с абонементами, - любым вертикальным,
подходящим по цвету пятном. Может быть, Антонов чувствовал в улицах с
автомобилями какую-то знобящую подсказку относительно будущего; собственное
несуществование странно обостряло восприятие реальности, включая постоянное
движение над головой, где высокие облака, будто улитки с чудовищно сложными
раковинами на спине, волочились и пятнали зубья полуразрушенных домов.
Вечерами, когда низкое солнце становилось особенно внимательно и
рассматривало на просвет каждый древесный листок, косые тени на
расщепленных, полосатых сторонах углубившихся улиц казались Антонову
похожими на ответы, что печатают, курсивом и вверх ногами, под загадками в
детских журналах, - но он никак не мог принять такого положения, чтобы хоть
что-то прочесть. Близость ночи, все как будто не наступавшей, все медлившей,
выбеливая известью укромные тропинки в скверах и позволяя детям носиться
среди пепельных, нагретых автомобилями заставленных дворов, странно томила
душу и давала почувствовать, что будущее никак не связано с прошлым, что
существует только вот эта бесконечная минута, когда Вика, припрыгивая,
отламывает такую тощую по сравнению с целым потревоженным кустом, тоже
прыгающую ветку сирени, по которой бежит, все никак не отрываясь, крепкая
нитка коры. Близость ночи, проступавшей не тьмою, но бледностью асфальта,
стен, просохшего и полегчавшего на воздухе белья, делали ее любимое лицо
удивительно пустым, - и Антонову приходила непонятная мысль, что даже это
призрачное междувременье не может вызвать у Вики ни малейшего страха смерти.

VII

Сложный и своеобразный оттенок ревности Антонова порождался
обстоятельством, не сразу им обнаруженным, но тем более разительным: у
памятливой Вики, никогда не ошибавшейся относительно дат и никогда не
затруднявшейся соотнести день недели и число, совершенно не было чувства
времени - не имелось даже простеньких ходиков, что тикают в самом несложном
уме и позволяют жить в согласии с природным календарем. Вероятно, отсутствие
чувства времени было как-то связано у Вики с полным отсутствием
математических способностей; только память, где формулы высекались недвижно,
будто на гранитной скале, помогала ей кое-как перетягиваться через
экзамены, - после чего коллеги иронически косились на Антонова или
откровенно сочувствовали, предлагая перевести его "подопечную" в
педагогический институт. Над самой простенькой, едва ли не школьной задачкой
Вика зависала, словно в невесомости, и могла неопределенно долго
покачиваться на стуле, держась за виски и растягивая пальцами глаза; бугор
леденцов за щекой или синяя тень от ветки на немытом окне, придававшая всему
наружному дымчатому миру странную двуслойность, погружали Вику в подобие
транса, отчего в духовке пригорал до черной смолы давно обещанный Антонову
пирог. Условия задачки - их запоминание и было работой Вики, тем
единственным, что она могла представить в качестве работы за столом, - никак
не связывались с решением, которое Антонов, покорно ломая зубами кусок