"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

Никак не удавалось сократить это мистическое расстояние - тем более что
город, где протекали их неодинаковые жизни, менялся с поразительной
быстротой. На месте булочной, где студенту Антонову когда-то взвешивали, с
грохотом нагребая из короба и осторожно растряхивая с совка на весы, его
любимые молочные ириски, теперь располагался пункт обмена валюты; на месте
скромной сапожной мастерской, где, бывало, небритый красавец-приемщик
задумчиво вертел измозоленную сбрую женских босоножек или постукивал, глядя
на подошвы, парой прохудившихся башмаков, теперь сиял магазин "Меха", куда
Антонов даже не решался заходить. Казалось, что разрушение, как и
строительство, ускорилось многократно: понизу улицы, особенно центральные,
сплошь оделись в новое стекло и зеркала, повыставляли мраморных и
раззолоченных крылечек там, где прежде не было и вовсе никаких дверей, -
зато наверху, если кто решался почему-либо поднять глаза от витрин и реклам,
высились руины прежних добротных зданий, отсыревшие и выветренные, в пятнах
небесных чернил, которыми были полны проходившие поперек дорожного движения
сырые облака. Прошлое отделяла от настоящего инфернальная трещина, которая
могла отныне только расширяться, - и непонятно было, как вообще удалось
перебраться с другого края на этот и оказаться здесь, около Вики,
настигнутой Ахиллесом юной черепахи, лениво жующей, согласно рекламе,
полезную для предупреждения кариеса резинку "Дирол".

***

Антонов и без Вики мог бы доказать, что жил в разрушаемом прошлом:
предъявить хотя бы свои бумажки и картонки с нацарапанными полувыводами,
совпадавшие краями с тем, от чего когда-то были оторваны, - с чужими
блокнотами, с коробками из-под обуви, с экземплярами газет многогодичной
давности, с обложками старых студенческих курсовых. Но эти лохматые
шпионские билетики потеряли всякую силу, потому что нанесенные на них
математические смыслы утратили способность развиваться и не совпадали, не
были взаимно ключами и шифрами, как это мерещилось давнишнему счастливому
Антонову, всюду срывавшему бумажки, будто листья в своем лесу райски
расцветающих множеств. Что до Вики, то она вообще не понимала, зачем нужна
эта коллекция потертых обрывков, где ей порою виделись номера каких-то
давних женских телефонов. Очень скоро обнаружилось, что Вика не только не
обладала способностями, минимально необходимыми на факультете, но и не
испытывала ни малейшего уважения к науке, которую почему-то поступила
изучать. Ее пятерки в школьном аттестате по двум элементарным дисциплинам,
чьи благодушные задачники, снабженные простыми и удобными ответами, играли с
детьми в поддавки, оставались загадкой; каким-то образом содержимым всех
математичеких абстракций, предметом математики вообще, ей виделись деньги.
Не то чтобы Вика хронически болела "красивой жизнью" или млела, шлепая
страницами атласных журнальчиков, - но ей представлялось естественным, что
если вещи и имеют в себе нечто помимо своего физического присутствия, нечто
невидное глазом и выражаемое цифрами, то это "что-то" - цена. Деньги
казались Вике числовыми двойниками вещей (что подтверждалось свободным
обменом одно на другое), - и сколько Антонов ни бился, но не сумел
втолковать, что математика есть описание мира, а вовсе не счет каких бы то
ни было единиц. Позже бедность Антонова смутно воспринималась Викой как его
научная простоватость, арифметический уровень личности, - тогда как ее