"Лев Исаевич Славин. Армения! Армения! (Рассказы и очерки) " - читать интересную книгу авторамогущественно подействовала на него, что он не мог не взяться за перо. Это
случается почти с каждым писателем, там побывавшим. Сегодня ясное небо, и уже с утра "выдавали" Арарат. Нам отпустили его не торгуясь, полностью, и Большой и Малый. Он ведь капризный. И неподкупный. Пушкинская улица прежде называлась Царской, потому что здесь останавливался царь Николай I в доме, который сохранился до сих пор. За время пребывания царя Арарат ни разу не выглянул из-за облаков. Можно было усомниться в его существовании. Так Николай и уехал, не повидав Арарата и сказав в некотором раздражении: "Но и Арарат не видел русского царя!" Как знать! Я думаю, что Арарат подсмотрел в щелочку меж облаками. Доставило ли это ему удовольствие - другой вопрос. Облака - это нечто вроде челяди Арарата. В любую минуту он может заслонить ими свою головоподобную вершину в модном седом парике. "Мне удалось увидеть служение облаков Арарату", - радостно сообщает Мандельштам, к которому Арарат отнесся благосклонно. Впрочем, Мандельштам уверял, что он "выработал в себе шестое "араратское" чувство: чувство притяжения горой". Словом, Арарат - достопримечательность Еревана, хотя он не значится в качестве таковой в путеводителях, но зато попал в герб Армянской ССР. На заре советской власти это даже вызвало протестующую ноту соседнего государства. Нарком иностранных дел Г. В. Чичерин незамедлительно ответил соседу, что вот ведь в его гербе наличествует изображение луны, которая, насколько известно, ему не принадлежит. На этом дипломатическая дискуссия закончилась. В путеводителях есть другие полезные сведения. Например, что Ереван - ровесник Рима и Вавилона (что, впрочем, не мешает ему сохранять весьма юный сорок два ребенка и тринадцать стариков (остальные, по моим наблюдениям, художники). Что средняя продолжительность жизни женщин в Армении на шесть лет выше, чем у мужчин (не этим ли объясняется уверенная осанка прелестных ереванок?). В щелях новых домов еще сохранились старые ереванские дворики, тупики, переулочки. В них есть особая южная прелесть. Такие дворики еще не вывелись во многих городах полуденной Европы - в Венгрии, в Италии, да и у нас, в Тбилиси, например, или в Одессе, - с их наружными лестницами, тутовыми деревьями, стеклянными террасами, маленькими водоемами, с их жизнью наружу, с аппетитными запахами вареной кукурузы и дымящейся баранины, которые готовят тут же, во дворе. Всюду эти дворики исчезают, всюду их одинаковую, не очень опрятную, но все же милую уютность сметают новые высотные и тоже до ужаса одинаковые дома. *** Я ехал по Армянскому нагорью в ту пору, когда на вершинах уже ложился снег. По дороге из Раздана в Ереван я увидел за обочиной стайку птиц, сидевших на щебневатой земле. Я удивился их неподвижности. Приблизившись, я увидел, что это не птицы, а камни... Мы, жители бесконечных ровных степей, с изумлением оглядывая вздыбленную Армению, спрашиваем: "Кто ж это навалил сюда столько камня!" Ничего, кроме камней и овец, пасущихся среди них. Вот и сейчас я вижу вдали, |
|
|