"Лев Исаевич Славин. По ту сторону холма " - читать интересную книгу автора

него. Человек, назвавший его "папашей", дремал, запрокинув голову.
"Да ведь он старше меня", - мысленно возмутился Нарбутас и оглядел его
с головы до ног. Седые космы, запавший рот, увядшая шея, руки со
склеротическими жилами. Не отрывая глаз от его крупной согбенной фигуры,
широких плеч, сильных кистей рук, кузнец подумал: "Да, это был человек..."
А почему, собственно, "был"? Он есть! Вот же он сидит рядом, живой,
сильный еще.
Но в глубине души Нарбутас не мог не признать, что все живое, сильное,
беспокойное, что было в этом человеке, ушло из него, и притом безвозвратно.
И кузнецу стало жалко себя до слез.
На остановке он встал и вышел из троллейбуса. Губерт, увлеченный
разговором с девушкой, не заметил этого.
Нарбутас без конца бродил по городу. Он любил Вильнюс и словно прощался
с ним в тот день.
Взобравшись на башню Гедимина, он прислонился к кирпичному парапету и
долго смотрел вдаль. На востоке небо уже наливалось темнотой, а запад еще
пылал.
Ветер подвывал в бойницах старой крепости. Над головой трещал флаг,
словно где-то рядом раздирали полотно. Черепичные кровли, синие прожилки
переулков, столбы дыма над крышами, древние колокольни, лесистые холмы,
обступившие город, - все это сквозь волшебную линзу пространства выглядело
легким и нарядным.
Почувствовав усталость, кузнец спустился вниз, в Сад молодежи. Он сел
на скамью. Рядом стояло дерево. Нарбутас уставился на него с таким
вниманием, словно впервые в жизни увидел сосну. Боже ж ты мой, до чего хорош
этот мир! Кора внизу пестрая, как тигровая шкура. А повыше убрана нежными
бронзовыми чешуйками. Ствол немыслимой прямизны - кузнец задрал голову -
уходит вверх, туда, к кудрявой, игольчатой, недоступной верхушке.
А еще выше - облака. Закатное солнце мазнуло по ним буро-золотой
краской. Тут, на земле, ветер гонит косяки пыли, свистит в листве, тревожит,
томит. А там, в небе, - мир, покой и эти недвижные нежные громады,
подернутые бурым золотом...
Сзади послышалось тяжелое железное скрипение.
Кузнецоглянулся. В воздухе плыла большая пальма. Подъемный кран
осторожно нес ее к свежевырытой яме.
Кругом стояла толпа. Люди не отрываясь смотрели на пальму, дивясь ее
приторной, не нашей красоте. Она и шуршала как-то по-чужому своими
глянцевыми саблевидными листьями.
Стрела крана остановилась и принялась бережно спускать в яму толстый
кольчатый ствол пальмы, опутанный мохнатенькой темно-серой паутинкой.
- Анекдот, а не дерево, верно? - обратился к Нарбутасу сосед.
Кузнец отвернулся и быстро пошел. Он почти и не видел пальмы. Но он
хорошо разглядел крюк, к которому она была подвешена.
Это был его крюк, один из тех, которые он ковал своими руками. Раз он
не может больше делать их, он и видеть их не хочет! С этой жизнью покончено.
Он уйдет на пенсию. Да, да, подальше от кузни! Подальше от Вильнюса! Он
вспомнил, что у него были дальние родственники где-то в Укмерге. Правда, они
могли оттуда уехать. Но он их разыщет. Да, решено, он поселится в Укмерге
или еще там где-то, будет копаться в огороде, качать на колене малых ребят и
медленно угасать.