"Лев Исаевич Славин. По ту сторону холма " - читать интересную книгу авторанего. Человек, назвавший его "папашей", дремал, запрокинув голову.
"Да ведь он старше меня", - мысленно возмутился Нарбутас и оглядел его с головы до ног. Седые космы, запавший рот, увядшая шея, руки со склеротическими жилами. Не отрывая глаз от его крупной согбенной фигуры, широких плеч, сильных кистей рук, кузнец подумал: "Да, это был человек..." А почему, собственно, "был"? Он есть! Вот же он сидит рядом, живой, сильный еще. Но в глубине души Нарбутас не мог не признать, что все живое, сильное, беспокойное, что было в этом человеке, ушло из него, и притом безвозвратно. И кузнецу стало жалко себя до слез. На остановке он встал и вышел из троллейбуса. Губерт, увлеченный разговором с девушкой, не заметил этого. Нарбутас без конца бродил по городу. Он любил Вильнюс и словно прощался с ним в тот день. Взобравшись на башню Гедимина, он прислонился к кирпичному парапету и долго смотрел вдаль. На востоке небо уже наливалось темнотой, а запад еще пылал. Ветер подвывал в бойницах старой крепости. Над головой трещал флаг, словно где-то рядом раздирали полотно. Черепичные кровли, синие прожилки переулков, столбы дыма над крышами, древние колокольни, лесистые холмы, обступившие город, - все это сквозь волшебную линзу пространства выглядело легким и нарядным. Почувствовав усталость, кузнец спустился вниз, в Сад молодежи. Он сел на скамью. Рядом стояло дерево. Нарбутас уставился на него с таким вниманием, словно впервые в жизни увидел сосну. Боже ж ты мой, до чего хорош бронзовыми чешуйками. Ствол немыслимой прямизны - кузнец задрал голову - уходит вверх, туда, к кудрявой, игольчатой, недоступной верхушке. А еще выше - облака. Закатное солнце мазнуло по ним буро-золотой краской. Тут, на земле, ветер гонит косяки пыли, свистит в листве, тревожит, томит. А там, в небе, - мир, покой и эти недвижные нежные громады, подернутые бурым золотом... Сзади послышалось тяжелое железное скрипение. Кузнецоглянулся. В воздухе плыла большая пальма. Подъемный кран осторожно нес ее к свежевырытой яме. Кругом стояла толпа. Люди не отрываясь смотрели на пальму, дивясь ее приторной, не нашей красоте. Она и шуршала как-то по-чужому своими глянцевыми саблевидными листьями. Стрела крана остановилась и принялась бережно спускать в яму толстый кольчатый ствол пальмы, опутанный мохнатенькой темно-серой паутинкой. - Анекдот, а не дерево, верно? - обратился к Нарбутасу сосед. Кузнец отвернулся и быстро пошел. Он почти и не видел пальмы. Но он хорошо разглядел крюк, к которому она была подвешена. Это был его крюк, один из тех, которые он ковал своими руками. Раз он не может больше делать их, он и видеть их не хочет! С этой жизнью покончено. Он уйдет на пенсию. Да, да, подальше от кузни! Подальше от Вильнюса! Он вспомнил, что у него были дальние родственники где-то в Укмерге. Правда, они могли оттуда уехать. Но он их разыщет. Да, решено, он поселится в Укмерге или еще там где-то, будет копаться в огороде, качать на колене малых ребят и медленно угасать. |
|
|