"Алексей Слаповский. Победительница" - читать интересную книгу автора

насколько может быть большой моя власть над людьми, если я этого захочу. Я
зафиксировала это, чтобы использовать в дальнейшей жизни.

Письмо восьмое

Чижинцев был не совсем неправ, когда предположил, что мелковат для
меня. Действительно, я была хоть и onesta ragazza27, но имела о себе
довольно высокое мнение - и все выше, потому что это стимулировалось мнением
окружающих. И без того красивая, я, наверное, в этот год приблизилась к
лучшей своей форме, я, без похвальбы, не могла нигде появиться, чтобы на
меня не оглядывались буквально все, включая стариков и детей.
Но что мне мог дать Саратов? Я не в смысле поиска житейского партнера,
а в плане перспектив вообще? Ничего. Образование в университете? Я могла
получить его и в Москве. Лара переехала в столицу, они поженились с Борисом,
звали меня тоже в Москву, но не к себе, а вообще. Все упиралось в то, что я
не хотела оставлять маму и младшего брата. К тому же приближался новый
конкурс "Краса Саратова", на который я решительно рассчитывала.
Но тут вмешалось непредвиденное событие в лице моего сокурсника
Владимира. Не подумай, Володечка, это тоже еще пока не твой отец. Мы оба
ходили с ним на дополнительные курсы французского языка, кроме английского и
немецкого, которые у нас были по программе. Эти курсы вел довольно пожилой
преподаватель, то ли Палкин, то ли Жердев, то ли еще что-то в этом роде, что
ему очень шло, потому что он был похож на палку или жердь - сухой, длинный.
И редкие седые волосы на голове. Тогда еще не было способов выращивать себе
на голове волосы любой густоты и цвета. Жердев-Палкин расчесывал свои
остатки в разные стороны. Когда я пришла к нему на занятия в первый раз, он
спросил, зачем мне это нужно. Вопрос меня удивил. Я сказала:
- Хочу знать французский язык.
- Тебе, девочка, вообще никакого языка не надо, - сказал он со странной
усмешкой.
Я была с детства очень необидчивая, но понимала, что это плохо, и
воспитывала в себе чуткость на insult28, поэтому с видом более строгим, чем
мне этого хотелось, я сказала:
- Пожалуйста, не надо говорить со мной в таком тоне.
Он смутился и сказал, что пошутил.
И вел себя в остальные занятия безупречно, даже как-то слишком
официально.
В той аудитории, где у нас были занятия, стояла доска для писания
кусками известняка, никак не вспомню, как это называлось, белое такое,
Жердев иногда давал нам письменное задание что-то перевести, а сам уходил за
доску. Доска была до пола, его не было видно. Я не интересовалась, что он
там делал, а Владимир, этот самый мой сокурсник, о котором я сейчас
расскажу, почему-то весь корчился от смеха и мимикой делал мне какие-то
намеки, которые я не могла понять.
И вот однажды Владимир вскочил и толкнул доску. Она упала на стоявшего
за ней Жердева. Жердева отбросило к стене со спущенными почему-то брюками.
Он вскрикнул, вскочил, натянул брюки и убежал.
Больше он не появлялся на занятиях. Их стала вести старая женщина со
скрипучим голосом, полуслепая, которой было все равно, кто перед ней, но у
нее зато было отличное произношение.