"Алексей Слаповский. Победительница" - читать интересную книгу автора

Наверное, Володя, поступок твоего тезки, не ставшего твоим отцом, тебя
прикоробит. А может быть, и нет. Отношение к таким вещам менялось в
зависимости от времени. В десятые годы, годы молодежных движений против
политкорректности, поступок Владимира считался бы нормой. Любой
распоясавшийся юнец мог обидеть не только безвредного, в сущности,
мастурбатора, но и человека нетрадиционной сексуальной ориентации (под
традицией я имею в виду интерес мужчин к женщинам и наоборот), наркомана,
алкоголика, женщину, индивида другой национальности или расы,
вероисповедания и т. п. В двадцатые годы все осудили бы Владимира:
терпимость в обществе приблизилась к максимальным границам, по правилам того
времени Жердев имел бы право совершать то, что совершал, не за доской, а
совершенно открыто, а я хоть и имела бы право не смотреть на это, но не
могла бы осудить - посчитали бы, что я оскорбляю свободу выражения человеком
своих эмоций, чувств и желаний. В тридцатые, в годы реакции и глобальной
антиглобализации, Владимир мог бы вообще убить Жердева камнем, и общество
только плескало бы руками, одобряя. А в пятидесятые подобные проблемы отпали
сами собой, ибо, если иметь в виду случай с Жердевым, он мог иметь точнейшую
мою копию - во всех смыслах. Вопрос о сексуальных ориентациях отпал ввиду
отмирания самого понятия ориентации, сравнительно с географией можно
сказать, что север стал везде - и на западе, и на востоке, и на юге. Но то
же можно было сказать и о юге, и о востоке, и о западе. Наркомания и
алкоголизм отступили перед эйфоризмом, пол, расу и национальность у многих
людей стало невозможно определить в силу либо невыраженности признаков, либо
изменчивости их у одного и того же человека. Нередко бывало, что человек
начинал день мужчиной, а кончал женщиной или так: был в семье женщиной, на
работе и в клубе мужчиной, а в любви - смотря по настроению.
В то время, о котором я тебе рассказываю, действие Владимира
расценивалось как хулиганство, но при этом относительно допустимое из-за
обоснованности причин. Меня удивило другое: я не думала, что Владимир может
быть таким резким и эмоциональным. У меня создалось впечатление о нем как о
бесцветном, тихом, можно сказать, никаком человеке. И вдруг такой взрыв. Я
поинтересовалась причиной, он сказал, что, во-первых, ему стало противно,
вовторых, он меня любит.
Ты не поверишь, Володя, но это было фактически первое объяснение мне в
любви. Я имею в виду - прямое, устными словами, именно в такой формулировке:
"Я тебя люблю". До этого в школе мне об этом писали письменно, сказать вслух
боялись. Потом были признания Чижинцева, предположительного Петрова и
мейджора-насильника, но это совсем не то. И слова другие, и взгляд другой. А
тут у человека все горело в глазах. Мне поневоле было приятно, хоть Владимир
мне и не нравился. Я сказала, что не могу ответить взаимностью, но
поддерживать контакт на дружеском уровне не против, если его это устраивает.
Его это не устраивало, но он согласился.
Так совпало, что у него вскоре был день рождения, и он меня пригласил к
себе домой. Это было на окраине Саратова, рядом с огромным заводом, кажется,
подземных лодок29, на котором работало огромное количество людей, живших в
окрестье завода в одинаковых пятиэтажных домах, называемых... сейчас
вспомню... по имени одного из деятелей двадцатого века... Ленинки? Сталинки?
Брежневки?31, принадлежность которых невозможно определить, - никто же не
будет подавать заявление о пропаже десятки, не та сумма, верно? Самое
разумное - обрадоваться маленькой удаче, поднять и купить себе пуссикалу32.