"Валериан Скворцов. Сингапурский квартет " - читать интересную книгу автора

лагеря майор дядька Галин. Он был безруким, поэтому, когда хотел на что-то
указать, тянул носок начищенного сапога. Лягнув в сторону колонны убитых,
дядька Галин заорал:
- Мишка! Ты кто, военрук или начальник похоронной команды? Что у тебя
братская могила отдельно марширует?! Победа на всех одна!
Кто бы теперь крикнул так про Петракова...
Одряхлевшего Михаила Никитича Севастьянов неожиданно встретил на Волге
после своего отзыва из сингапурского представительства. Матрос сидел на
подпиленной табуретке в облупившейся "казанке" с булями. Пустой рукав
футболки уныло трепыхался. Севастьянов еще подумал: если с утра ветрено, к
вечеру натянет дождь... Второй мужик, в темных очках, стоял, упершись
коленками в переборку, и жарил на обшарпанном немецком аккордеоне с
залатанными мехами. Складно выводил "Тихо Дунай свои волны несет...". Удочек
или кошелки, чтобы идти в Свердловский магазин на косогоре, у них с собой не
было. Просто давали концерт реке. Доживали век где-то поблизости, может, и в
богадельне...
Севастьянов, сбавив обороты движка, обошел их на красной пластиковой
лодке, за которой тащил японскую леску. Бывший военрук облысел, в складках
рта поблескивала слюна, но посадка головы осталась властной. Слепца же
Севастьянов в этих местах ранее не встречал, хотя знал многих. Притулились
друг к другу вымиравшие фронтовики?
Стараясь держаться подальше, Севастьянов обошел их "казанку". От
рождения и в поинерлагере он носил другую фамилию. Глупо, конечно,
остерегаться опознания спустя без малого пятьдесят лет. Сработал, скорее,
профессиональный инстинкт...
Из-за того, что он знал в этих местах многих и многие знали его,
особенно как владельца красной лодки с мощным "Джонсоном", осторожность
вошла у Севастьянова в привычку. Впрочем, для скрытности была и еще одна
причина. Как раз тогда тянулась эта странная, душевно его надорвавшая,
другого слова и не найдешь, история.
По субботам они ходили с Клавой на лодке на острова ниже Конакова.
Волга там - море. Десятки островков, километры простора, разве что иногда
протянется парус или цепочка байдарочников. Странное, кружившее голову
ощущение воли... Половину отпуска они провели там, меняя стоянки. Всякое
пристанище становилось открытием. Но ложь, обреченность угнетали так сильно,
что у Севастьянова началась бессонница, он не верил ни единому слову Клавы.
Отсыпался днем, пока загорали...
Однажды, терзаясь страхом перед наступавшей ночью, Севастьянов
рассказал Клаве об этом и услышал в ответ странный рассказ.
Мама сказала ей: "Ты хочешь знать, кто твой отец? Ты видела его, могла
видеть... Среди наших знакомых, на моей работе. Но знать, кто именно, не
нужно. Возможно, он и не догадывается про дочь, про тебя. Мне хотелось иметь
ребенка... От этого человека, именно от него. Не волнуйся. Или нет не
расстраивайся из-за нас. Это достойный человек. Он вполне достоин любви".
Клава спросила: "Почему ты не вышла за него?" Ответ был: "Еще года
три-четыре, и объясню..."
Клава присматривалась к мужчинам, приходившим к ним в дом, в том числе
и к женатым, являвшимся с супругами, к тем, которые вместе с мамой работали
в министерстве иностранных дел или конторах, связанных с заграницей.
- Знаешь, как я решила?