"Валериан Скворцов. Сингапурский квартет " - читать интересную книгу автора

- А можно?
Севастьянов ослабил ремень. Собака обнюхала косолапо стоптанные
полуботинки, вскинулась к бахроме на манжете камуфляжной куртки.
За домом хлопнула дверца "скорой". Кто-то крикнул под жужжание
стартера: "Мы повезли!" Участковый отозвался от сарая: "Давай!"
За опечатываемой дверью стояла моторка Севастьянова с подвесным мотором
"Джонсон". Петраков сам предложил ему держать там лодку.
- Вот, блин, и печати-то у меня нет, - подосадовал лейтенант, когда
Севастьянов подошел заявить насчет лодки.
- Приложите гербом пятирублевик, - сказал он. - Чем-нибудь помажьте,
хоть пастой из шарикового карандаша, и приложите. Настоящую печать поставите
потом...
Участковый вскинул голову.
- Ох, финансисты...
Шариковый карандаш, однако, взял. Севастьянов ничего не сказал про
лодку.
Назад через Волгу перевез собаковод на казенной моторке. Овчарка
поскуливала на воду.
На платформе Завидово ветер раскачивал единственную лампочку, горевшую
над расписанием. Электричка из Твери на Москву приходила через час десять.
Севастьянов сел на скамейку и почти явственно ощутил в себе умирание жизни.
Тело будто вознесло взрывной волной, круто и плавно, а сердце осталось
внизу, само по себе... Он слышал про генетическую память. В каком возрасте
умирали крестьянские предки? Теперь ему пятьдесят девятый. Наверное, в
среднем как раз... Гены вспомнили, что час пришел?
Он посидел, сложившись пополам, как Петраков в шезлонге, и уткнув лицо
в ладони.
...Прожектор электрички высветил линялый плакат "Выиграешь минуту,
потеряешь жизнь!" Человек, прыгавший с платформы под колеса допотопного
тепловоза, экономил минуту и терял жизнь в этом месте с тех пор, как
Севастьянов принялся ездить к Петракову. Впрочем, места были знакомы с
детства. Пионерский лагерь, куда выезжала на лето их школа, располагался
поблизости, в Новомелково. Утром, днем и вечером кормили баклажанной икрой,
а чтобы ее ели, гоняли на военные игры, после которых хотелось сгрызть
алюминиевую ложку. На сероватом черенке ложки стояла штамповка - орел со
свастикой в когтях. Трофейные ложки выдавались несколько лет и после войны,
но потом их заменили - как раз после того боя, который оказался последним:
пионерским лагерям указали на чрезмерное увлечение военной подготовкой. Как
сказал старший вожатый, велели играть во что-нибудь созидательное...
В том бою Леве Севастьянову выпало идти в засаду. Лежа под
папоротниками, уткнувшись в жирные комки земли, по которым ползали красные
жучки, он ждал свиста Михаила Никитича, однорукого матроса с Волжской
флотилии. Таиться приходилось особо из-за доставшегося по жребию цвета
погон - белого, издалека заметного. Противник носил синие. Один сорванный
погон означал ранение, два - геройскую гибель... Когда разгромленных "синих"
построили в понурую колонну, Михаил Никитич сказал севастьяновскому приятелю
Вельке:
- А ты отойди. Ты - убитый. Топай индивидуально.
В бою Велька лишился обеих бумажек с плеч. Но в свете одержанной победы
его "смерть" не представлялась обидной. Тем более что прибежал начальник