"Григорий Саввич Сковорода. Беседа 1-я Нареченная observatorium (Сiон) " - читать интересную книгу автора

и я есмь тень? Нет, Якуша! Я тени не ловлю.
Яков. Я давича еще сказал, что ты одна еси от сих безчисленных, земный
клуб обременяющих, мертвых теней, коим предитеча и весь пророческiй лик
точным сиделцам адским благовествует истиннаго человека. Безумiе есть в
1000-чу крат тяжелее свинцу. Самая тяжчайшая глупость образуется сими / 142
/ сына Амосова словами: "Одебеле сердце их, тяжко ушима слышать". Сiе
тяжкосердiе, сиречь, долой садящеесь, усыреннаго и грубаго сердца, мыслей
его дрождiе, в самый центр земный погрязает, как олово, откуду тебе выдрать
никак невозможно. Сердце твое, возлюбившее суетную ложь и лживую гибель тени
человечiя, - кто силен поднять из бездн земных, дабы выскочить могло на гору
воскресенiя и узреть целомудренным взором блаженного онаго, на седалище
губителей не севшаго, Давидова мужа? "Удиви господь преподобнаго своего".
Шатайся ж, гони ветры, люби суету, ищи лжи, хватай тень, печися, мучься,
жгись.
Афанасiй. О мучиш мене, паче египетскiя гадательныя оныя льво-девы!
Низвергаеш в центр земли, садиш в преисподнюю ада, связуеш нерешимыми узами
гаданiй, а я, хоть не Сампсон и не решительный оный предревнiй Эдып, однак
доселе нахожусь пред тобою, Якуша, и волен, и не связан, по пословице: / 151
/ "Мехом пугаеш".
Яков. Кто дурак, тот и во Iерусалиме глуп, а кто слеп, тому везде ночь.
Если ты тень - везде для тебе ад.
Афанасiй. Право ты, друг, забавен, люблю тебе. Можеш и о враках речь
весть трагедiално. Вижу, что твой хра- \293\нитель есть то ангел витыйства.
Тебе-то дано, как притча есть: "Ex musca elephantem", "Ex cloaca aream".
Скажу напрямик: из кота кита, а из нужника создать Сiон.
Яков. Как хотиш ругайся и шпыняй, а я со Исаiею: "Яко лас товица, тако
возопiю и яко голуб, тако поучуся".
Афанасiй. Вот нашол громогласну птицу! Разве она твоему пророку лебедем
показалась? А тчоего голуба курица никак не глупее.
Яков. О кожаный мех? "Да избодет вран ругающееся отцу око твое!". / 152
/
Афанасiй. Ты, как сам странными и крутыми дышеш мыслями, так и
единомысленники твои, дикiя думы, странным отрыгают языком. Сказать притчею:
"По губам салата".
Яков. А не то же ли поет и твой пророк Горатiй: "Porticibus, non
judiciis utere vulgi". По мосту-мосточку с народом ходи, а по разуму его
себе не веди.
Болен вкус твой, тем дурен и суд твой. Чувствуй же, что мудрых дум
дичина состоит в том, чем она отстоит от бродящих по стогнам и торжищам,
дрожджей мiрскаго поверiя. И гаразда скорее встретишся на улицах с глинкою,
неж с алмазом. Многiе ли из людей могут похвалиться: "Вем человша, когда сам
человек жалеет о себе: "Возглядах и небе знаяй мене?" Все устремили взор на
мертвость и лжу. / 161 / "Воззрят нань, его же прободоша". А на сердце им
никогда не всходит оный: "Коеж не сокрушится от него, род же его кто
исповест?"
Афанасiй. Ну, добро, быть так! Но за что ты мене назвал кожаным мехом?
Яков. Ты не только мех, но чучел и идол поля Деирскаго, поругавшiйся
божiю пророку.
Афанасiй. Но прежде выправься: как я мех?
Яков. Видал ли ты деревенску маску, что зовут кобыла?