"Григорий Саввич Сковорода. Беседа 1-я Нареченная observatorium (Сiон) " - читать интересную книгу автора

коему бы не были они началом и семенем. Горнее духов ополченiе немолчно
вопiет: "Ктоо, яко бог?" "Всяка плоть сено, и ничто же". "Дух животворит
глагол божiй". "Внял ли еси рабу моему Iову?" "Ты еси Христос, сын бога
живаго..." А долнее в бездне сердечной противоречит: "Несть бог". "Плоть и
кровь все животворит". / 202 / "Туне ли чтит Iов бога?" "Доходы то делают".
"Христос льстит народы..." Обе сiи армiи, как потоки от источников, зависят
от таковых же, двоих своих начал: горняго и долняго, от духа и плоти, от
бога и сатаны А,
А От отца истины и от отца лжи. Прим. автора.
от Христа и Анти-\297\христа. Великая и благая дума есть то главный
ангел, весть благая, совет прав, уста премудрая, язык новоогненный,
благовестiе мира, глагол живота, семя благословенное, слово спасительное и
напротив того. Теперь скажи, Афанасiй, борются ли твои мысли?
Афанасiй. Ей, отгадал ты! Одна мысль вопiет во мне, или скажу с
пророком Захарiею: "Ангел, глаголяй во мне". Новое, не полезное возвещает
Сковорода. / 211 / А непрiязненный ангел хитро противоречит и шепчет, как
Еве, вот что: "Тонко черезчур прядет, не годится на рубаху паучина". Я же во
Исаiи недавно читал сiе: "Постав паучиный ткут..." И не будет, де им во
одеянiе. Говорит о ветрогонах, поучающихся тщетным, а презревших полезная. И
подлинно: "Лета наши, яко паучина".
Яков Ябедник из тех же законов, как змiй и.з тех же цветов не мед, но
яд высосает; а дiавол в той же библiи весь вкус от своего чрева, как паук
паучину из собственнаго своего брюха, тончайше и глаже шелка, ведет, а не от
божiего духа, как министр Лжехриста, а не законнаго царя, коего верховный
благовестник вот чем хвалится: "Мы же ум Христов имамы". / 212 /
Лонгин. И я чувствую моих духов борбу.
Ермолай. А во мне таков же спор тайно шумит.
Яков. Сiе и дивно, и не дивно. Дивно, что мало кто усердствует
заглядать внутрь, испытывать и узнавать себе. А не дивно потому, что
непрерывная сiя брань в каждом, до единаго, сердце не усыпает. Во мне самом
сердечный избыток или неисчерпаемый родник от самаго рождества моего не
родил ни слова, ни дела, чтоб начинанiю его преисподних духов с небесными
силами брань не предиграла, так, как на небе борющихся ветров шум предваряет
грядущую весну. Сiе мне приметно не было в юношеских летех. Буйныя мои мысли
презирали оную притчу: "Всяк Еремей про себя разумей". / 221 / Странныя
редкости и ветренныя новости отманывали их от вкуса, как оныя, так и сея
общенародныя речи: "Харош Дон, но что лучше, как свой дом?" Казалось, что в
доме моем все для мене равно прiятели. А мне и на ум не всходило оное
евангелское: "Враги человеку домашнiи его". Наконец, усиливаясь, как пожар,
в телесном домишке моем, нестройность буйности расточенных по безпутiям
мыслей, будьто южный ветер потоки, собрала во едино, а мне на память и во
увагу привела, реченное оное к исцелевшему бесноватому, слово Христово:
"Возвратися в дом твой". От ;того начала благоденствiя моего весна возсiяла.
И так, слово твое, Григорiй, и дивно, и не дивно, и новое, и древнее, и
редкое, и общее. Однак благая во мне дума или скажу с патрi- \298\архом
Исааком: "Ангел мой похваляет слово твое, а клеветник нем". / 222 /
Ермолай. Ангел твой, о друг ты мой, Яков: "Иже тя сохраняет от всякаго
зла", не прельщается, похваляя древнюю новость и новую древность. Все то не
великое, что не заключает в себе купно древности и новости. Если во времена
соломоновскiя не едали грибов, а ныне востал изобретатель оных, сiе не