"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

Валандаетесь там по кабакам.
- Не я один был.
- А я тебя спрашиваю.
- Когда дело было!
- Одно дело кончилось, другое началось. Пойди разбери.
- Да что Тимошка один за всех в ответе? - вмешалась Прасковья
Даниловна.
- Шатается, говорю, со всякой шпаной. Одна эта конторская крыса чего
стоит. А теперь с кого спрашивать?
- Да не был я с ними с того самого дня, - дрогнувшим голосом воскликнул
Тимош, - не был. Понимаете - не был.
- Ты зачем к мальчишке пристал, - возмутилась Прасковья Даниловна, -
так и взъелся! Чуть что - Тимошка да Тимошка. Ты зачем своих мучаешь, ты с
чужих спроси.
- А мне первым долгом со своих надо. Чужие - чужой разговор, - не
унимался старик, - завелась гадина на заводе. Легко сказать? Ползает иуда,
допытывается, продает, а мы и рады стараться, уши развесили.
- С тех и спрашивай, кто развесил.
- Продали стачку. Продали, сволочи.
Он долго не мог угомониться и уже одно то, что старик впервые за всю
жизнь заговорил дома о непосредственных партийных делах, о делах заводской
группы, встревожило Прасковью Даниловну. Стало быть, у старика были свои
особые намерения - видимо, он хотел врасплох захватить младшенького,
допытаться, с кем хороводит, кому проболтался.
Семейная гроза улеглась так же быстро, как и налетела, старик умолк,
замкнулся, и это еще больше пугало Прасковью Даниловну. Впрочем, прямые
простодушные ответы Тимоша заметно успокоили Ткача, по крайней мере,
поскольку это касалось Тимоша, чести его семьи. Но ведь оставалось еще дело,
общее дело, которому нанесли удар, оставался иуда, который спокойно бродил
среди них.
Кто продает?


11

Стачку перенесли. Потом перенесли вторично, на более близкий срок.
Расчет был простой - опередить охранку.
Последнюю ночь перед стачкой Тимош не смыкал глаз. Он верил в себя, у
него не было и не могло быть сомнений, но его по-ребячески смущало начало,
необычность: как же все начнется, как нужно вести себя.
Утро пришло ясное, с большим ослепительным солнцем. Тимоша удивило, что
от ночных волнений не оставалось и следа - была тревога за исход стачки, за
судьбу товарищей, но не было того безотчетного беспокойства, которое он
больше всего ненавидел в себе. А едва ступили на заводской двор, совсем
позабыл о Тимоше Руденко. Стачка по-новому раскрыла перед ним завод, людей.
Каждый вдруг получил свою настоящую цену, свое место. Одни, воспользовавшись
праздничными днями, еще задолго до стачки оказались в благонадежном прогуле.
Савка Кудь захворал грыжей и отсиживался дома. Растяжной носился по цеху,
осыпая каждого направо и налево страшной бранью, но в конце концов и сам
расхворался. Кувалдин пытался собрать вокруг себя рабочих, противостоять,