"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

рабочей семьи, сплоченности и борьбы.
После приезда Ивана и особенно после неожиданной встречи на сходке
жизнь в хате Ткачей пошла по-иному, чаще собирались за столом, больше было
общих семейных разговоров. Да и характер этих семейных разговоров изменялся:
все, что происходило вокруг - в городе, на заводах, в стране - волновало
семью рабочих. Политика оборонцев и военно-промышленных комитетов, практика
хозяйчиков, положение на фронте - все это и прежде неизменно становилось
темой бесед, а теперь прибавились вопросы сугубо партийные: Циммервальд и
Кинталь, политика партии в условиях империалистической войны, роль партийных
групп на заводах, на железной дороге.
Поглядывала на них украдкой Прасковья Даниловна, прислушивалась к
словам Тимоша, ревниво следила за участием его в беседе - три мужика за
столом, целая партийная конференция. Слушает-слушает, да вдруг и спрячет
лицо в платок, отойдет к печи, чтобы бабьи слезы важному делу не мешали:
довела-таки до ума младшенького.
А старый Ткач по-прежнему хмурится, но сквозь хмурые тучи все чаще
проглядывает солнышко. То книжку достанет разумную для хлопца, - он все еще
по старинке именовал Тимошку хлопцем - то газету принесет питерскую, хоть,
за прежние годы, довоенные, а все-таки пусть глянет па "Правду", свою,
рабочую.
В семье мало-помалу устанавливалось то, к чему всегда стремилась
Прасковья Даниловна и что сама она определяла просто и кратко: ладом.
Однако этот лад вскоре был нарушен. Как-то под праздник Тарас Игнатович
вернулся домой сумрачней обычного. Он не повышал голос, ничем не выказывал
своего состояния, но Прасковья Даниловна за долгие годы супружеской жизни и
без того научилась угадывать все его мысли и чувства: дверь открыл не так, в
хату вошел не так, принялся умываться под медным пузатым рукомойником,
подвешенным над тазом, громче обычного затарахтел поршеньком, провел пальцем
по начищенному медному боку умывальника - недоволен чем-то.
Прасковью Даниловну взорвало:
- Что смотришь-разглядываешь? У вас там в котельной четыре Грыцька за
одним котлом с тряпками ходят, вытирают, пылинки стряхивают. А тут одна баба
на все котлы.
- Не в котлах дело, - ушел в свой угол, прилег отдохнуть, не пил, не ел
до ночи.
И только, когда уже все собрались, загремел:
- Продали стачку!
- Как продали? - не понял Тимош.
- А так - завелись на заводе продажные души. Две сходки завалили. А
теперь и про стачку кто-то донес. Стражников и жандармов насовали во все
соседние дворы. Только сигнала ждут. - В упор глянул на Тимоша: - Говорил с
кем-нибудь? Рассказывал?
- О чем, Тарас Игнатович? - Во всех трудных жизненных случаях Тимош
величал приемного отца по имени и отчеству.
- О чем, о чем - о стачке. О сроках назначенных.
- С кем же я мог говорить, Тарас Игнатович? С Кудем Семеном Кузьмичем,
с Сашком да с Ковалем.
- Ну, вот, - с Сашком, с Антоном. Так они и без того обо всем знают. Им
готовить народ поручено.
- Не о них разговор. С Митькой Растяжным, с Кувалдиным был?