"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора - Пшел с дороги!
И тогда весь зал закричал: "Пше-ел!". Справа и слева только и слышалось это слово. И хотя все кончилось, слава померкла так же неожиданно, как и пришла, человек в клетчатой кепке все еще приветливо улыбался, заискивающе мигал желтыми глазками, кланялся и благодарил: - Ваше здоровье, ваше здоровье! - и высоко поднимал нерасплесканную кружку. - К девочкам, к девочкам, - кричал "Старенький" Женька, стараясь взлезть на стол, - двадцать один год! - Пароконки! - вторил ему Растяжной, - дутики, подавай мне дутики, - эх, поехали! - Он обнимал Тимо-ша. - Я знаю, зна-ю - все считают меня шпиком. Думают Митька - провокатор. Ду-ра-ки. А Митька не ду... Не дурак! Нет, Митька не такой. Митька о...обы...обыкновенный. Понял - ни черный, ни красный. - Растяжной с трудом держался на ногах, хватал рукой воздух. - А вот, он, черт его знает, кто такой, - указывал Растяжной на Женьку, - я... я его боюсь. И ты бойся. Слышите, все бойтесь! Дуська! - закричал он вдруг рыжему парню, - Дуська, ступай сюда. Сейчас же. - Ладно, обойдется. - Сейчас же сюда. Я требую. Растяжной хочет гулять. Слышишь, - он долго еще куражился и шумел, пока половые не помогли ему выбраться на свежий воздух. Должно быть, он пил перед тем, и хмель бурно взыграл на пиве. Компания, испуганная буянством Растяжного, готова была закончить гулянье, но "Старенький" Женька не унимался. - Поехали, поехали! - Я знаю, меня все ненавидят. И мамка меня не любила за то, что незаконнорожденный. И девчонки байстрюком дразнили. На заводе не любят, - контора! А я уже полгода на станке работаю. Правильно? А Митьку все любят. А кто он? Никто не знает. Очнулся Тимош под утро на грязной постели. Худенькая девушка толкала его в бок: - Вы не бойтесь, я совершенно здоровая. - Закройся, - отвернулся Тимош и принялся натягивать сапоги, предусмотрительно снятые девушкой. - А платить кто будет? - озлилась она, - у меня ночь напрасно пропала. Он оставил ей деньги, в полутьме нашарил выход и выбрался в глухую уличку, где-то под Савкиным яром. 10 Тимош старался не думать о случившемся, но мысли все время возвращались к одному: угловатое грязное плечико на грязной постели, невеселая гулянка, охмелевший, размякший Растяжной, убоявшийся Женьки, и Женька, опасающийся Растяжного. Потом все это стерлось, выветрилось - наплыл и все закрыл собой блаженненький лик Фомича. Но самым страшным, как всегда, оказалось обыденное: вернуться на рассвете домой, стучать, ждать, пока Прасковья Даниловна откроет дверь, взглянуть ей в глаза. |
|
|