"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

- Пшел с дороги!
И тогда весь зал закричал: "Пше-ел!".
Справа и слева только и слышалось это слово. И хотя все кончилось,
слава померкла так же неожиданно, как и пришла, человек в клетчатой кепке
все еще приветливо улыбался, заискивающе мигал желтыми глазками, кланялся и
благодарил:
- Ваше здоровье, ваше здоровье! - и высоко поднимал нерасплесканную
кружку.
- К девочкам, к девочкам, - кричал "Старенький" Женька, стараясь
взлезть на стол, - двадцать один год!
- Пароконки! - вторил ему Растяжной, - дутики, подавай мне дутики, -
эх, поехали! - Он обнимал Тимо-ша. - Я знаю, зна-ю - все считают меня
шпиком. Думают Митька - провокатор. Ду-ра-ки. А Митька не ду... Не дурак!
Нет, Митька не такой. Митька о...обы...обыкновенный. Понял - ни черный, ни
красный. - Растяжной с трудом держался на ногах, хватал рукой воздух.
- А вот, он, черт его знает, кто такой, - указывал Растяжной на
Женьку, - я... я его боюсь. И ты бойся. Слышите, все бойтесь! Дуська! -
закричал он вдруг рыжему парню, - Дуська, ступай сюда. Сейчас же.
- Ладно, обойдется.
- Сейчас же сюда. Я требую. Растяжной хочет гулять. Слышишь, - он долго
еще куражился и шумел, пока половые не помогли ему выбраться на свежий
воздух. Должно быть, он пил перед тем, и хмель бурно взыграл на пиве.
Компания, испуганная буянством Растяжного, готова была закончить гулянье, но
"Старенький" Женька не унимался.
- Поехали, поехали!
Он тащил за собой Тимоша, жарко, по-бабьи шептал:
- Я знаю, меня все ненавидят. И мамка меня не любила за то, что
незаконнорожденный. И девчонки байстрюком дразнили. На заводе не любят, -
контора! А я уже полгода на станке работаю. Правильно? А Митьку все любят. А
кто он? Никто не знает.
Очнулся Тимош под утро на грязной постели. Худенькая девушка толкала
его в бок:
- Вы не бойтесь, я совершенно здоровая.
- Закройся, - отвернулся Тимош и принялся натягивать сапоги,
предусмотрительно снятые девушкой.
- А платить кто будет? - озлилась она, - у меня ночь напрасно пропала.
Он оставил ей деньги, в полутьме нашарил выход и выбрался в глухую
уличку, где-то под Савкиным яром.


10

Тимош старался не думать о случившемся, но мысли все время возвращались
к одному: угловатое грязное плечико на грязной постели, невеселая гулянка,
охмелевший, размякший Растяжной, убоявшийся Женьки, и Женька, опасающийся
Растяжного. Потом все это стерлось, выветрилось - наплыл и все закрыл собой
блаженненький лик Фомича.
Но самым страшным, как всегда, оказалось обыденное: вернуться на
рассвете домой, стучать, ждать, пока Прасковья Даниловна откроет дверь,
взглянуть ей в глаза.