"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

завод, на заводе, после завода, до завода. Постепенно, сам того не замечая,
он как бы врастал в этот огромный сложный организм, в этот особый, крепко
спаянный мир со всеми его задачами, заботами, чаяниями; сам того не ведая,
становился рабочим.
Еще въедливей в злее гудел по утрам шабалдасовский гудок.
- Военное время! Военное время, - казалось, кричал он, - ну, все вы
там, - ста-а-а-нови-и-и-ись!
Угрюмые, молчаливые тянулись на проходную люди, солдаты тыла, саперы
без шинелей и погон. И начальство покрикивало уже по-ефрейторски, круто
поводило плечом, словно сверкали на нем нашивки:
- Становись!
Быстрее завертелось колесо тачки.
Еще сумрачней и напряженней стало лицо механика.
- Стружки? - вырос он вдруг перед Тимошем..
- А что ж, - злобно огрызнулся Тимош, - не всем же образованным быть.
Надо кому-то и стружку собирать.
- Завтра к станку.
- Был уже разговор! - усмехнулся Тимош.
- Запела, родная, - отвернулся механик и побежал в будку.
В цеху Руденко приветствовали: "Менее четвертухи не обойдешься!"
- Да болтали уже про станок, - отмахивался от надоедливых людей Тимош.
- Дура! То ж была мирная болтовня. А теперь - военная. Завтра три
вагона станков привозят. А послезавтра еще пять. Все цеха переоборудовать
будут. Теперь людей только давай.
В тот день впервые он услышал это слово - "давай".
- Давай! - крикнули ему на следующее утро.
- Давай на разгрузку станков! Давай на установку! Давай к станку!
И пошло: "Давай-давай".
Потом прибавилось еще одно, самое горячее и злое: "Гони!".
Это слово захватило, закружило, завертело. Гнали все: дворовые,
механики, токари, господа акционеры - все гнали на оборону. Одни гнали
бумажки, рублики - монету, других вгоняли в пот.
А русского солдата гнали в окопы.
Тимоша Руденко отдали под руку юркого, ловкого человека Растяжного
Дмитрия, по-военному подтянутого кожаным кушаком, в картузе защитного цвета.
Раньше Тимош никогда не видел его на заводе. Появился Растяжной вместе с
партией штамповальных станков, обосновались они в цеху, изгоняя все, что
хоть сколько-нибудь пахло мирным временем.
- Война! - кричал он там и здесь, словно никто еще не знал об этом!
"Война" - было написано у него на лице. - "Война!" - кричал лихо
заломленный картуз.
- Давай, гони, война! - носился Растяжной по заводу, как дух и зло
нового времени. А за ним, вытягиваясь в струнку, тощий и хилый, но затянутый
не хуже Растяжного, старенький мальчик Евгений Телятников.
Растяжного уже прозвали "Митька, гони на оборону".
Митька первым загремел на заводе оборонной получкой, первым пустил
среди людей хлесткое: вот она, вот она - ночью работана!
Говорили, что видели его с Женькой в ресторане, встречали с дамами на
лихаче, в числе манифестантов. Правда, среди манифестантов Тимош его не
замечал, но и это могло случиться. Митька легко переманул в свою бригаду