"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу авторабакалейку: керосин, пузанки, спички, сахар, бублики. Прогорал он быстро,
остатки совести не позволяли в должной степени обмеривать и обвешивать. Прогорев, возвращался с повинной на завод, где его принимали, ценя покладистость и золотые руки, и где хмуро встречали товарищи, уважая искусного рабочего и презирая дельца. Вот сидят они рядом - Семен Кузьмич, совесть и друг каждого молодого рабочего, и незадачливый братец его Савва, издерганный, суетливый, с испитым лицом. Поглядывает Тимош украдкой на них, будто силясь что-то понять, и безотчетная тревога закрадывается в душу, совсем иными, чем раньше, не такими гладенькими и простенькими представляются ему люди. Более всего тянет его к молодежи. Сашко Незавибатько самый молодой в цехе, почетный потомственный мастеровой, принял станок от отца. Товарищи прозвали его цыганом за ослепительные зубы и лихой взгляд. Проворный, словоохотливый, за ответом в карман не полезет, своего места никому не уступит. Тимош его первым долгом приметил, но не решился подойти. Руденко открыл уже в себе черту: задиристый и бравый на улице, безнадежно робел в цехе. К Сашке частенько заглядывает товарищ, подручный кузнеца Антон - маленький, щупленький, с остреньким носиком, да еще прыщик на кончике носа. В механической подшучивают над ним: - Ну, какой же ты коваль! Ты птаха, а не коваль. А кузнец незлобиво оправдывается: - Так я ж с парового молота. Его так и зовут все - Коваль. какие-то общие дела. Что это за дела, Руденко не знает. Заглядывает в цех - иногда по служебным делам, а иногда и без всякого дела конторщик Женька Телятников, прозванный "Стареньким мальчиком". Появление его всегда почему-то смущает Тимоша, невольно вспоминается рассказ "начальницы": "...Он, кажется, всегда был стареньким, от рождения". Что нужно было Телятникову в среде рабочих, зачем терся в цехе в обеденный перерыв? Почему не гнали его, почему рабочие, ненавидящие "контору" и всех вообще чернильных душ, снисходительно поглядывали на старенького мальчика, допускали в свой круг, охотно выслушивали все его шуточки и прибауточки, почему строгий взгляд Судьи утрачивал свою остроту? В конце концов Тимош решил: да потому же, почему идут они в кабак, балагурят с половыми, хватают за юбки девчонок - от безысходного однообразия и тоски. Однажды он слышал, как Женька поучал Коваля: - А шо ты их боишься, шо боишься! Ты их не жалей. Опрокинь одну, другую. Третья сама прибежит. А для чего ж они созданы? По ночам Тимош думал свое: как жить? Может быть, Женька прав? Может, это и есть жизнь?1 И нет ничего иного, нет той единственной, настоящей, друга навсегда! Он вспомнил, как еще на квартире у студента-репетитора розовощекий Мишенька Михайлов заговорил вдруг о деревне, - оказалось, что и у него была родная деревня, хата. Он говорил тогда: "Все мы вышли из села" - и лицо его изменилось, стало проще, спокойней, или нет, неспокойней, напротив, он был взволнован - это было нехолодное спокойствие, а душевная устойчивость |
|
|