"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора Впрочем, все тревоги и сомнения его вскоре разрешились простым
житейским образом: разговоры о переводе на штамповальный станок так и остались разговорами по той простой причине, что свободного станка не оказалось. Ходили, правда, слухи о предстоящем большом военном заказе и расширении цехов специально для его выполнения, но это были только слухи. И все, что появилось нового в жизни Тимоша, - это дощатая дорожка через захламленный двор, разработанная и построенная самим Тимошем из старых шелевок, дабы колесо тачки не загрузало в грязи. Было еще новое: разговоры о станке, заманчивая перспектива войти в цех равноправным рабочим заставили Тимоша пристальней приглядеться к людям - своим будущим товарищам. У каждого была своя хватка, свои повадки за работой. И тут ухитрялись они перекинуться словом, выработалась речь сжатая, броская, хлесткая. Но Тимош не мог подойти к ним, подхватить слово, не смел задержаться в цеху. Зато в обеденный перерыв так и тянуло к старикам, непременно подсядет в кружок со своей краюхой, своим котелком, - ложка за ложкой, хлебок за хлебком разворачивается перед ним заводская история: когда бастовали, с кого штраф, кто судится за увечье. Седой строгальщик Семен Кудь, широколобый, суровый, похожий на Николая-чудотворца, грозящего пальцем, обращается непременно ко всему обществу. - Вот, милые мои... - задумается, погрузится в котелок, шарит ложкой по дну и когда уже забудут о нем, вытащит на свет божий кусок сала доброго, а вместе с ним затерявшуюся мысль. Высказывался он больше на философские темы, в отношениях с товарищами был суров, в суждениях неумолим, в цехе его чаще всего перед ним открывали другие. И когда снимал шапку и его волнистые седые волоса рассыпались по сторонам, обрамляя высокий шишковатый лоб, чудилось - судия или патриарх шествует к своему племени. - Вот, милые мои, машины делаем. Верно? Паровозы рядом делают. Каждый знает. Эховские - шестнадцать вагонов груза тянут. Блоху подковали, а иголки из-за границы везем. Иголку! Эту, которой бабы портки штопают. Это что, спрашиваю? Или вдруг, не слушая никого, перебивая всех: - Ты стой, стой. Петрова из сборочного знаете? Чего спрашиваю - каждый знает. Горбатенко знаете? Гришку Троценко-вот он перед вами сидит. Люди? Любую машину, любой станок соберут. А живем как? Его младший брат, токарь Савва Кузьмич Кудь, совсем иного склада человек: торопливый, неспокойный, неуживчивый. В цех входит с оглядкой, словно гонится за ним кто. Разговор первым не начинает, а если отважится, непременно с извинениями. - Извините, разрешите, я скажу... Превосходный токарь - не работает, а концерты дает, особенно если перед тем опрокинет маленькую. Выточит деталь - на выставку, - горит. Но беда - работает мало, что ни год срывается с завода. То на паровозный переманят, то на сельскохозяйственный, то под Киев катнет в Китай-городок клады разыскивать, тайком древние могилы раскапывать, якшается на Подоле с какими-то подозрительными людишками, на Контрактовой ярмарке подошвы протирает, все про клады выведывает, пожелтевшие планы скупает. А не то, собственное предприятие затеет, - стыдно сказать, - торговое заведение, |
|
|