"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

- Эх, вы, тетя-мама! У меня душа болит, жить не хочется, а вы смеетесь.
- А ты смешное не говори, тогда и смеяться не станем.
Жизнь опротивела, поняли? Что я такое? Каждый кому не лень в душу
плюет; с дороги столкнет, не оглянется.
- Ну, ну, говори, говори, нехай добрые люди послушают.
- Да и говорить тут нечего. Край пришел.
- Ах, красиво! Вот хорошо, - ну, чего ж ты замолчал? Я вот двери и окна
пораскрываю, пусть все слушают, старую дуру позорят. Пусть все смотрят,
какого молодца выкохала. Тебе тяжело? А мне легко слушать? Легко перед
людьми ответ держать? Ты мне дороже, чем родной. А что получила? Голова
завитая, башка пустая. Хуже всякой бабы. А все из-за чего? Думаешь, не знаю?
Знаю я вас, голубок, всех знаю. Третьего уже, слава богу, вырастила. Всего и
делов, что Любка или Дунька па левадку не вышла!
- Эх, тетя-мама, ничего вы не знаете. Людей нет, поняли? Каждый тебя
продать готов. Да и Любки ваши хороши. За шелковый платок, за любую тряпку
за кем хочешь побегут.
- А ты не смей брехать, нечего за свою собственную дурь на людей лаять.
Прасковья Даниловна втайне надеялась - Тимош ответит грубо, она ему, -
слово за слово, побранятся, пошумят, гляди и отляжет от сердца. Но Тимош
продолжал свое..
- Что, неправду говорю? Ну, посмотрите кругом, - какой-нибудь подлец,
дурак, слова доброго не стоит, не то что промеж людей, на свалке ему место,
а он в гору прет и богатство для него, и почет, и девушка первая - подумать
страшно.
- Вот-вот, молодец. Говори, говори - сердце радуется. Хорошо хоть
мамка-покойница не слышит! Ну, что замолчал? Подлость, говоришь? А ты что же
на подлость эту самую спокойненько поглядываешь? Или тебя не касается? К
старой бабе прибежал жаловаться. А ты чего же, ты кто, - наш ты или не наш
человек? За отцом пойдешь или против отца? Слезы проливаешь? А слезами,
дружок, горю не поможешь.
Он вдруг, как мальчишка, припал лицом к ее руке:
- Любили мы друг друга, поймите!
- Значит, не та еще любовь!
Прасковья Даниловна говорила то снисходительно, то строго, говорила
долго и, как ей казалось, очень хорошо, но потом, украдкой глянув на Тимоша,
поняла - не слушает он ее.
Встал чубом тряхнул:
- Пойду, мама. Душно в хате.
- Ну, ступай, - проводила пытливым взглядом, вдруг чему-то улыбнулась.
- Что мне вспомнилось сейчас, Тимошка! Мальчишкой ты еще был. Совсем
малым. Седьмой наверно шел. Отец и мать еще живы были. Пришла я к вам
однажды, а ты навстречу выбежал. Глянула - рот беззубый. Чудно так смотреть:
и тот как будто мальчишка и не тот. Смешной такой. Я и говорю: "Да как же
тебе, беззубому, на свете жить! Каждый заклюет". А ты в те времена ничего,
бравый парень был, глазом не моргнул: "Так это ж молочные", - говоришь.
Верно, Тимош, - молочные. Так и горевать о них нечего. Перекинь через плечо
и забудь!


6