"Гибель Марса" - читать интересную книгу автора (Белозеров Михаил)

  Глава 4.   Тайна понедельника

  Мы застряли в прошлом, как не знаю, в чем. В общем, влипли. И я решил, что это на всю оставшуюся жизнь. Но вначале очнулись за старой танцплощадкой. Слава богу, обошлось без расслабления гладкой мускулатуры, иначе бы пришлось отмокать в Неве-Москва-реке. Было уже совсем темно, и где-то что-то горело. Комиссар Ё-моё расхаживал в раскорячку, важно поскрипывая портупеей. В его глазах отражалось пламя далеких пожаров, а на боку топорщилась кобура с пистолетом.

  Я как бы ненароком огляделся в поискал нибелунши. Куда его дел Виктор Ханыков? Хоть убей, не мог вспомнить. У меня был какой-то провал в памяти -- немудрено после воздействия нейтрализатора, то есть глушителя мыслей. Ханыков сидел, обнимая березу, и был невозмутим подобно скале, профессионально, как буси, демонстрируя презрение к смерти. Нибелунши у него, конечно, отобрали и бросили в траву рядом с "гирвасом".

  -- Сынок, -- укорил комиссар, обращаясь ко мне, -- зачем ты от меня бегаешь? Ё-моё.

  -- Уже не бегаю, -- успокоил я его, дергая левую руку, к которой был пристегнут Сорок пятый.

  Оказывается, вот еще почему на моей руке был характерный след от наручника. Значит, я один раз уже был в их руках. Осталось узнать, зачем меня кололи.

  Сорок пятый по-приятельски улыбнулся. Улыбка у него была открытой и дружеской, как у полного идиота.

  -- Э-э-э... -- укоризненно произнес я.

  В ответ юмон неожиданно покраснел. Ей богу! Рожки, просвечивающие сквозь редкие, белесые волосы, порозовели, а на щеках появился румянец, заметный даже в отблесках пожаров. Неужели у Сорок пятого есть совесть? Быть того не может! Иначе бы он не был юмоном, потому что полицейским юмонам совесть не полагалась по уставу. А в другом качестве юмонов и не использовали. Недаром официально его звали Дураконом сорок пять.

  -- Вот что... -- вздохнул я, глядя комиссару Ё-моё в лицо, -- я забуду это... -- я потряс наручниками, -- я забуду это, -- я показал на плечо, в котором была дырка от укола, -- я забуду ваш дурацкий нейтрализатор, если вы нас сейчас же отпустите!

  Комиссар Ё-моё насмешливо посмотрел на меня и сказал по слогам:

  -- Ума не приложу, как это сделать! Не-а! Сейчас мы отправимся туда, где еще не были. Ё-моё.

  -- Знаю я ваши дурные наклонности, -- заметил я, пытаясь выиграть время.

  Глядя на меня сверху вниз, комиссар загадочно произнес:

  -- Не-а... на этот раз это будет не Земля...

  Казалось, он размышляет, осуществлять ему задуманное или нет. Но возможно также, что я наделял его большим умом, чем было на самом деле.

  -- А что?.. - вырвалось у меня, -- есть варианты?..

  -- Всему свое время. Потерпи. Ё-моё.

  -- Никуда я с вами не поеду!

  Мне было наплевать, что он задумал. Нашел Клондайк -- беззастенчиво набивал свой карман, используя мою способность перемещаться во времени.

  -- Нехорошо, нехорошо... -- многозначительно произнес комиссар Ё-моё. - Я тебе в отцы гожусь. Долг платежом красен.

  -- Какой долг?! - удивился я.

  -- Ты еще спрашиваешь! - неподдельно возмутился комиссар Ё-моё, снова останавливаясь прямо надо мной.

  -- Спрашиваю, потому что чего-то не понимаю.

  -- Мне тебя продали на ходку в бабон! - радостно сообщил комиссар Ё-моё.

  Видать, это ему дорого вышло, потому что он сильно важничал.

  -- Продали?! - удивился я, выказывая презрение ко всему комиссаровскому роду. - Кто?

  -- Твои дружки!

  -- Свисти, папаша, дальше, -- я отвернулся.

  Я не обязан был ему верить. На Леху, конечно, нельзя было полагаться на все сто, но такого свинства я от него не ожидал.

  -- Не веришь? - ехидно спросил комиссар Ё-моё и посмотрел на своего раба, словно призывая в свидетели.

  Формально, конечно, юмоны имели такой же статус, как и все марсиане, но это, что называется, декларировалось лишь на бумаге, потому что с моралью у юмонов как раз было не все в порядке.

  -- Не верю, -- подтвердил я и тоже посмотрел на Сорок пятого.

  Сорок пятый приосанился, сделал идиотское лицо и попытался развести руками в знак того, что так оно и есть и по-другому не будет. Он дергал мою левую руку, в которой был пристегнут, улыбался, как провинившийся Леха Круглов, и пускал слюни.

  -- Хозяин... -- произнес он фальцетом, по-собачьи глядя на комиссара Ё-моё.

  -- Все равно! - уперся я.

  -- А придется поверить! - заявил комиссар Ё-моё.

  -- С какой стати? - возмутился я.

  -- А с той, что куда сегодня Леха бегал? А? - он ехидно улыбнулся.

  -- Известно куда... -- растерялся я, - в редакцию...

  -- Это он тебе сказал, что в редакцию, а сам на Гороховой в банк завернул. Ё-моё!

  -- Зачем? - глупо осведомился я.

  Хотя зачем еще ходят в банк? Викентий, не будь наивным! Друзья и жены тоже предают. Самыми надежными оказываются только собаки.

  -- ...Чтобы положить на свой счет кругленькую сумму... Ё-моё...

  Он торжествовал. Плавился от удовольствия -- кто-то оказался подлее его самого.

  -- Иди, папаша, -- сказал я ему, -- по ночам я не подаю.

  -- А зря! - в сердцах воскликнул комиссар Ё-моё. - Потому что теперь ты мой еще на сутки, ё-моё.

  -- Стоп-стоп! - поднял я правую руку, на которой не было наручника. - Кажется, один раз я с тобой куда-то уже перемещался?!

  -- Ну перемещался, ну и что?! - раздул ноздри комиссар Ё-моё. - Мне это стоило лишней седины! Ё-моё! - Он наклонил голову, которая посеребрилась от времени.

  Но почему-то это не убеждало. Я пожал плечами. Казалось, он меня в чем-то укорял. Даже легкомысленный юмон, которому надоел наш разговор, проснулся и с неподдельным возмущением посмотрел на меня.

  -- Второй раз не перемещусь! - заверил я.

  -- Обсуждение этого вопроса является предательством! - заявил комиссар Ё-моё.

  -- Предательством?! - удивился я.

  -- Почти, -- уточнил он.

  -- Ну... и как мы тогда должны разговаривать? С помощью жестов?

  -- Не усложняй себе жизнь, сынок, -- предупредил комиссар. - Ведь ты даже не знаешь, во что вляпался.

  -- Во что же?

  -- В дерьмо - по самые уши!

  -- Что-то не заметил, -- отозвался я.

  -- Уж поверь моей осведомленности, -- заверил он.

  -- Это почему? - спросил я.

  -- Потому что ты стрелял в федералов.

  -- Я?! Я даже не видел их!

  -- А я?! - возмутился он.

  -- Вы федерал?

  Тогда он сунул мне под нос документ, из которого явствовало, что комиссар Ё-моё является супер-пуперагентом метаполиции и наделен полномочиями ВПР - внесудебного принятия решений. Это уже было серьезно. Одно дело - начальник полиции в заштатном северном городке, а другое - столичный тайный сыск.

  -- Понял? Ты целился в нас?

  Сорок пятый даже приосанился. Видать, он гордился своим хозяином и тем, как он ловко завернул разговор.

  -- Да... -- склонился я под тяжестью обвинения. - Не скрываю, но ведь не выстрелил!

  -- Время сейчас военное. Кто будет разбираться, -- сухо заметил комиссар Ё-моё.

  Мне друг показалось, что разговор попахивал хорошо режиссированной сценой, что вдруг комиссар Ё-моё засмеется, засмеется и Ханыков, пристегнутый к березе, засмеется и юмон - раб комиссара Ё-моё. Все окажется шуткой. Мы обнимемся и выпьем водки, которая наверняка есть у комиссара Ё-моё в заначке, и ко всеобщему удовольствию разъедемся по домам.

  -- Целился, -- признался я, -- но не выстрелил. Я же не знал, кто вы.

  -- Я тебе кричал?

  -- Ну в общем да, что-то такое...

  -- Вот видишь. Даже свидетели есть.

  -- Кто? - удивился я.

  -- Неважно... -- ответил комиссар Ё-моё.

  Но по тому, как невольно дернулся Сорок пятый, я понял, что свидетелем является именно он.

  -- Да вот хотя бы Ханыков... -- словно впервые заметив пожарника, кивнул комиссар Ё-моё.

  -- Никакой я не свидетель, -- подал голос Виктор Ханыков.

  -- Ну неважно, -- тут же согласился комиссар Ё-моё, -- хотя по роду службы ты обязан.

  -- Обязан? - спросил я.

  -- Обязан... -- скорчился под березой Виктор Ханыков.

  -- Не буди во мне зверя -- поехали! А?!

  -- Но почему?! - все еще упорствовал я.

  Знаете, что заявил он мне в сердцах:

  -- Ты моя страховка! Ё-моё!

  -- Страховка?! - возмутился я.

  -- Страховка, -- подтвердил он, глядя на меня сверху вниз.

  Мне вдруг стало все равно: всю жизнь меня предавали - разве можно так жить! Черная полоса невезения. Даже любимая девушка - и та заперлась в подвале!

  -- Ну и что?! - крикнул я в отчаянии.

  -- Ладно. -- Мне показалось, что комиссар Ё-моё меня понял. -- В первый раз не вышло... -- нехотя признался комиссар Ё-моё и посмотрел куда-то за реку, где на темном фоне города иногда вспыхивали рубиновые вспышки взрывов и через секунду доносился звук.

  -- Чего не вышло? - спросил я наивно.

  -- Какая тебе разница... Не вышло, и все! Не отработал ты деньги! Не отработал! Так что останавливаться мне не резон. Понял?

  Я что-то начал припоминать. Кажется, это было банальное ограбление банка, но с оригинальной концовкой. Даже кого-то убили. Черт! Теперь я замешан в преступлении. Этого только не хватало! Вот почему меня разыскивала группа "кальпа" и наверняка - метаполиция всего мира!

  -- Ну положим, у вас что-то получится, а след?! След!!! Как от него избавиться?!

  -- Это не твоя забота!

  -- Ограбить банк - это не тряхнуть дорожный автомат! - горячо возразил я.

  -- Не банк... -- с тихой грустью усмехнулся комиссар Ё-моё и замолчал.

  Похоже, он не хотел мне рассказывать больше того, что я помнил и понимал. И вообще, все его тайные метаполицейские делишки, в которых никто, ничего не должен разбираться.

  -- Инкассаторскую машину... -- я так подскочил, что дремлющий юмон испугался. - Еще хуже!

  -- Это почему?! -- удивился комиссар Ё-моё.

  -- Потому что убитых много!

  -- Ты и это помнишь?! - с досадой удивился он. - Ё-моё!

  И я понял, что свалял дурака. Надо было, конечно, держать язык за зубами. А теперь я не только участник, но и свидетель преступления, и надобность во мне рано или поздно отпадет - как только мы вернемся на Марс после очередного грабежа. Неизвестно, что задумал комиссар Ё-моё. Может, он посадит меня в клетку и будет кормить собачьими консервами, а потом вздумает ограбить банк на Европе - спутнике Юпитера, где во льду строились принципиально новые города. Остается только подождать, когда в них свершатся новые преступления века.

  Теперь я вспомнил кусок побольше.

  Еще в Кагалме комиссар Ё-моё заявил, что банки грабят одни дураки - хлопотно: стены, охрана, сигнализация. Опять же полиция на хвосте. А ограбить инкассаторскую машину пара пустяков - денежки сами вынесут и даже положат в машину. Главное, появиться в нужном месте, в нужное время. И повод удачный - бабон - петля времени -- как раз соответствует периоду ограбления века. Иными словами, дорожка в прошлое была протоптана. Но не только комиссаром Ё-моё! Можно было подумать, что он один такой умный. Помню, как он по-детски радовался:

  -- Четверть миллиарда рублей! С такими деньгами даже в аду не пропадешь! Ё-моё!

  Как известно, самый черный юмор - английский, хотя земной Англии уже не существовало, а на Марсе о ней забыли. Так вот, по-моему, у комиссара Ё-моё было плохо даже с английским юмором, потому что, несмотря на то, что о виртуальном преступлении никто ничего не мог вспомнить, кроме официальной версии, -- в скалярном поле частиц, независимо - в прошлом, в настоящем или в будущем - всегда оставался след. Дело было только за малым - все решали настойчивость и профессионализм метаполиции и их детекторы. Не спасали даже пресловутые три процента, которые назывались "висяком" или "глухарем". Еще никому не удавалось целенаправленно попасть в "висяк". "Висяк" носил случайный характер. Его природу никто не знал.

  После того, как Сорок пятый ранил меня в ногу, комиссар Ё-моё взялся делать перевязку. Убивать меня, конечно, никто не собирался. Просто огромный черный пистолет с вычурной скобой спутал все карты - даже Леха напился, чтобы ему было не так стыдно.

  Вначале меня потащили к выходу из подземелья. Где в этот момент были Леха Круглов и Рем Понтегера, я не имел ни малейшего понятия. Но уже до того, как мне задрали штанину, рана на ноге благополучно закрылась: мы увидели, что кожа на глазах затянулась, а последняя дробинка вывалилась на пол. У комиссара Ё-моё глаза стали квадратными, а юмон ничего не понял. Честно говоря, я и сам был удивлен не меньше комиссара. Никогда не предполагал, что мое тело обладает такими свойствами.

  -- Ну и чудненько! - обрадовался комиссар Ё-моё. - Одной проблемой меньше!

  Пока я с удивлением рассматривал и поглаживал ногу, он смотался куда-то и вернулся со шприцом в руках. Он ввел мне специальное вещество из класса медиаторов - карментон (вот откуда у меня след от укола), который приводил к нейтронной атаке - эффекту, связанному с изменением числа нейтронов и связей между ними. Особенно активизируется деятельность тех участков мозга, которые развиты у данного индивидуума. Хотя при этом возникал побочный эффект - помрачнение сознания и повышение внушаемости. В случае со мной усиливалась моя способность к спонтанному перемещению во времени. Чем комиссар Ё-моё и воспользовался. Ему оставалось только заказать дату, в которую надо было переместиться. И главное - куда.

  А заказал он ни много ни мало: десятое ноября 2112 года и Ассигнационный банк: в этот день двенадцать грабителей подорвали инкассаторскую машину на Садовой. Точнее, на выезде из Банковского тупика, а за одно уничтожили шесть полицейских машин. Об этом целый год трубили газеты всей России, пока иные громкие дела не оттеснили преступление века на последние страницы. И все равно, нет-нет да кто-то из пишущей братии вспоминал о дерзком ограблении. Дело в том, что, хотя всех двенадцать преступников положили часа через два где-то в районе морского порта, а денег так и не нашли. Отсюда делался вывод: либо был как минимум тринадцатый соучастник, либо бандиты успели перегрузить деньги на подводную лодку или даже на базу астросов, хотя об астросах и черных ангелах тогда толком никто ничего не знал.

  Таким образом, реальное ограбление произошло еще до моей ссылки на Землю. А виртуальное - вчера, то есть в пресловутый понедельник. Расчет комиссара Ё-моё был правильным: пока метаполиция разберется, что к чему, пока выйдет на след, еще эта заварушка с базой черных ангелов и каменами. Все складывалось как нельзя лучше.

  Однако при самом удачном раскладе у меня не больше двух-трех дней, если только комиссар Ё-моё оставит меня в живых, если камены не захватят власть, если черные ангелы не помогут им, если астросы не угробят планету вместе со всеми ее обитателями.

  Реальное ограбление произошло в 12:33 по московскому. Виртуальное - на две минуты раньше.

  Последующие события я помнил фрагментарно. Вначале мы очутились в Банковском тупике. Место было узкое и опасное: напротив охрана, сбоку охрана, спереди ворота, а позади стена.

  Комиссар Ё-моё рассуждал: "Все равно инкассаторы смертники. Не мы, так двенадцать бандитов!"

  Требовалось сработать в течение одной минуты. Захватить машину и выгнать ее через Мучной переулок на Казанскую улицу.

  Такова была вкратце идея комиссара Ё-моё. Что и говорить, я был от нее не в восторге. Хотя мое дело телячье - во-первых, моего мнения никто не спрашивал, а во-вторых, я пребывал под своеобразным наркозом и ничего не соображал. Правда, это надо было еще доказать в метаполиции. А у них, как и во всякой карательной службе, разговор был коротким - вначале бить, а потом беседовать. Вот почему Леха и Рем Понтегера боялись ее до потери сознания. Я так думаю!

  Комиссар Ё-моё был вооружен пистолетом, а юмон - ручным гранатомет с огромным, как бочонок, барабаном. Я же был просто билетом в обратную сторону. И хотя я более менее сносно держался на ногах, комиссар прежде чем выстрелить, заботливо прислонил меня к фонарному столбу таким образом, чтобы я обхватил его руками и мне было удобно.

  Мы появились в тот момент, когда инкассатор выносил из Ассигнационного банка последний два мешка с деньгами. Руки его были заняты. Второй инкассатора с автоматом страховал его, хотя страховать-то, собственно, было нечего: двор внутренний, охраны полно, сверху матовый купол, снизу три метра железобетона и ни одного канализационного люка, а только узкие сливные отверстия, в которые проскользнет разве что крыса.

  Первым делом Сорок пятый выпустил очередь в того, кто нес мешки. Граната даже не взорвалась. Она пробила инкассатора вместе с его бронежилетом и влетела в дверь банка. "Бум-бум-бум!!!" Внутри три раза бабахнуло, три раза грохнуло, и от охранного помещения остались одни воспоминания. Одновременно комиссар Ё-моё убил инкассатора с автоматом и побежал к водителю.

  Не отрывая пальца от спускового крючка, Сорок пятый юмон разнес пост охраны со стороны Москательного переулка. "Бум-бум-бум!!! Бум-бум-бум!!! Бум-бум-бум!!!" -- дергался в его руках гранатомет. Затем с невозмутимым видом -- дежурку на Садовой. "Бум-бум-бум!!!" Во все стороны летели стекла и куски фасада. Затем: "Бум-бум-бум!!!" -- все окна на втором этаже с обеих сторон тупика, не говоря уже о первом, от которого не оставил камня на камне. Удивительно, как еще банк не рухнул.

  Осталось только забросить в кузов два окровавленных мешка, которые не донес бедолага инкассатор, и втолкнуть туда же меня - полусонного и беспомощного, как сомнамбул. Одно я успел заметить -- все выходы из Банковского тупика блокируются автостопами - кто-то из охраны успел нажать кнопку. Все, кроме Москательного переулка. Туда мы и вырвались, несколько раз задев за стены тупика. Подбросило так, что я едва не лишился зубов. Барахтаясь между мешками, я слышал, как работает ручной гранатомет Сорок пятого. Не жалея гранат, он прокладывал дорогу к отступлению.

  От тряски и ударов я на какое-то мгновение пришел в себя и выглянул в окно. Инкассаторская машина, виляя задом, мчалась по Казанской, потом резко свернула в проходные дворы. Редкие прохожие едва уносили ноги.

  Дальнейшее я помню смутно: где-то в каких-то грязных дворах меня выволакивали вместе с мешками, ставили в угол. Я, как зомби, стоял, отирая стены. Потом снова грузили самым беспардонным образом - за руки, за ноги -- что происходило не менее трех раз. Теперь я догадываюсь, что комиссар Ё-моё, заметал следы, сжигая машины. Наконец мы очутились в лесу.

  Задняя дверь открылась, и я инстинктивно заслонился от яркого света, потому что последний участок дороги спал сном младенца.

  -- Выходи! - скомандовал комиссар Ё-моё.

  Сорок пятый помог мне выползти из машины, и я уселся тут же, прислонившись в заднему колесу. Мне было глубоко наплевать, что происходит вокруг. Я был травкой, цветочком, гусеницей. Колени мои сделались мокрыми от воды, которой было пропитано все окрест в этом привычном мире, где гигантские хвощи и папоротники тянулись к свету под огромными болотными пальмами и фикусами. Вдруг я заметил в центре поляны укрытый ветками красный комиссарский аэромобиль марки "яуза". Ну да, удивился я, что это еще может быть, мы же на нем прибыли!

  Комиссар Ё-моё и Сорок пятый быстро перегрузили в "яузу" деньги. Комиссар беспардонно подхватил меня и поволок в аэромобиль. Дело было сделано, надо было убираться. Мне должны были шепнуть дату, врезать для острастки по голове - и мы снова дома.

  -- Не подведи меня, дружок. Не подведи! Давай! Давай... Ё-моё... - твердил комиссар Ё-моё, заботливо, как няня, помогая мне переставлять ноги.

  В его голосе слышались отеческие нотки. Еще бы, злорадно думал я, застрять в прошлом с кучей денег и с руками по локоть в крови!

  Я не отказывался перемещаться. Я не отказывался помогать. Я смутно соображал, что надо уносить ноги. Мне самому хотелось попасть домой и выспаться на любимом диване. К тому же меня ждали: Катажина Фигура и мой любимы пес - Росс. И еще я хотел расквитаться с Лехой и Ремом Понтегера. Чувство мести оказывало на меня благостное воздействие: пребывая в сумеречном состоянии, я строил различные планы и обдумывал тактические ходы. Уж я бы сделал Лехе и Рему Понтегера козью морду, уж я бы их не пожалел!

  И тут произошло то, что должно было произойти в наш технически просвещенный век - появились еще одни грабители, которые решили снять сливки.

  Я впервые видел таких гуманоидов. Во-первых, на них не было одежды, но они не были и голыми, во-вторых, если бы я одетыми встретил их в городе, то не отличил бы от нас -- землян, но может быть, чуть-чуть раскосые, как китайцы, и узколицые, как европейцы. Очень-очень странное сочетание - воплощение ночных кошмаров землянина. Но этот кошмар был наяву.

  Они появились из петербургской болотной дымки, как привидения. И когда я огляделся, то увидел, что они стоят и там, и здесь, и позади, и по сторонам - молчаливые, серьезные и угрожающие.

  Комиссар Ё-моё так испугался, что тотчас отпустил меня, и я преспокойно плюхнулся на землю. Должно быть, комиссар Ё-моё знал или догадывался, с кем столкнулся, потому что даже не притронулся к своей пушке. Испугался даже его раб -- Сорок пятый юмон. Расчудесный ручным гранатомет он тут же запихнул в кусты и поднял руки, демонстрируя такую же покорность, как и тогда на севере передо моей и Лехой.

  Один я пялился на цекулов, как баран на новые ворота - гуманоиды - они есть гуманоиды - хоть в России, хоть в Африке. Подумаешь! Еще на Земле я краем уха слышал о них. Они были врагами астросов, и однажды мы с Лехой наблюдали, как астросы сбили их корабль, а жители Санкт-Петербурга приняли происходящее за необычайно красочный салют.

  Но одно дело знать, а другое дело видеть. Ходило множество слухов о том, что человекообразные гуманоиды - цекулы, живут среди нас. Правда, никто никогда их не видел и ничего доказать не мог - даже самые пронырливые газетчики. Цекулы были мифом. Сказкой. Мечтой человечества с кем-то подружиться. Ибо они были похожи на нас, как две капли воды, и все же были другими - должно быть, на генном уровне.

  Между тем, цекулы не спеша выгрузили мешки с деньгами и унесли их в лес. Потом наступила странная пауза. Несомненно, они уже решили судьбу пленников.

  Подошли двое. В руках у них ничего не было. Но как ни странно, я чувствовал, что они вооружены.

  Тот, который был к нам ближе, сделал странный жест. Я оглянулся - беззвучно, как в немом кино, машина, на которой мы прибыли, выворачивалась наизнанку, вернее -- сворачивалась в саму себя, в бурлящий ком - калачарку. В центре взрыва, который и взрывом нельзя было назвать, вначале пропали перед и зад машины, затем колеса мелькнули, как четыре сажевые дуги, и наконец дверцы сложились подобно гармошке. После этого последовала вспышка света, взрыв, и все, что до этого было пятитонным вездеходом, выплеснулось, разорванное на миллионы, миллиарды частиц и унеслось с бешенной скоростью в сторону болота.

  В воздухе, нагоняя тоску, долго кружились листья пальм, фикусов, мох, трава и другие болотные растения.

  Комиссар Ё-моё долго крестился, словно увидел чудо. Его щечки трепетали. Юмон как всегда ничего не понял, но испугался еще больше. Я же подумал, что это чоппер. Самый настоящий. Самый мощный. Мощнее нибелунши. Даже черные ангелы не владели им, хотя умели убивать без оружия. Это была энергия в чистом виде, которой можно было сделать все: вскипятить воду и сбить армейский "титан", провести операцию и раскрошить полмира.

  Откуда у меня появились эти знания, я не знал. Они просто возникли в голове, подобно чужим мыслям.

  Комиссар Ё-моё и Сорок пятый вцепились в меня, словно кредиторы. Комиссар покрылся капельками пота, а Сорок пятый дрожал, как осиновый лист.

  -- Не надо... не надо... -- заикаясь, лепетал комиссар Ё-моё. - Забирайте все-все! Мы никому-никому не скажем!.. Мы уедем! Мы спрячемся. Мы пропадем!!!

  От страха он забыл свою обычную присказку - ё-моё.

  Я хорошо знал, что когда решение отдается на откуп простым солдатам, то дело дрянь, потому что солдат учат убивать, а не думать. Но эти цекулы оказались не простыми солдатами.

  -- Молчат только мертвые... -- равнодушно, как палач, произнес лысый цекул постарше и поднял руку.

  Вдруг он замер, уставившись на меня.

  Комиссар Ё-моё опомнился и зашептал мне в ухо:

  -- Выноси, родимый, выноси!!! -- он еще на что-то надеялся.

  Все пропало. Я приготовился к смерти и закрыл глаза.

  -- Это ты? - спросил лысый цекул.

  Я открыл глаза и с удивлением посмотрел на цекула, мало что соображая.

  -- Это он!... - быстро нашелся комиссар Ё-моё. - Это он! Все придумал и спланировал... Забирайте его! Забирайте... а меня отпустите домой... Пожалуйста... Я больше не буду... -- Он плюхнулся на колени во влажный земной мох и, размазывая грязь и слезы по толстым щекам, завыл: -- Ой!!! Ой!!! Я не виноват... Я не виноват... Я жертва обстоятельств...

  Сгоряча комиссар Ё-моё забыл, что не может самостоятельно вернуться в реальный мир. Значило ли это, что он решил остаться в прошлом? Впрочем, выбора у него не было. В лучшем случае его ждали рудничные работы где-нибудь на вновь осваиваемых планетах. Например, в городах Европы, куда собирали осужденных изо всех тюрем Земли и Марса. Условия там были самые расчудесные, и оттуда никто не возвращался. Жестокие холода до минус ста восьмидесяти градусов убивали даже самых выносливый людей. Правда, говорят, что там же в океанах сплошной химосинтез и самые умные твари во всей солнечной системе, но разве это могло послужить утешением. В лучшем случае комиссар Ё-моё мог протянуть не дольше трех земных месяцев. В худшем -- его могли прилюдно повесить на Земле, а труп бросить в петербургские болота, чтобы через две тысячи лет потомки нашли его и долго гадали, как он здесь оказался, и главное - почему.

  -- Молчи! - приказал цекул, и комиссар Ё-моё замер, как парализованный, прижимая руки в заплаканному лицу. Кажется, он даже обмочился.

  Замер и Сорок пятый юмон. Он прекратился в каменную бабу. У него вообще был понижен эмоциональный уровень. Даже рот с хлыстовскими клыками забыл закрыть, и слюна, собираясь в углах рта, стекала на подбородок.

  -- Что ты здесь делаешь? - спросил лысый цекул.

  -- Участвую в ограблении, -- с трудом разомкнув губы, я безропотно выдал секрет полишинеля.

  -- А кто ты?

  -- Журналист... -- я попытался отцепиться от Сорок пятого, который повис на мне, как вялый уд.

  Цекул недоверчиво покачал головой и вдруг улыбнулся:

  -- Нет, ты наш...

  -- Человек, -- возразил я, борясь с железной хваткой Сорок пятого юмона.

  Мне почему-то сильно не хотелось быль никем, кроме как человеком.

  -- Ты наш, -- убежденно произнес цекул. - Ты просто этого не знаешь.

  -- Я человек... -- растерянно повторил я.

  -- Мы тоже люди, -- терпеливо произнес цекул. - Но немножко, совсем чуть-чуть, капельку другие.

  -- Вы те, кого похищают?

  -- Мы их потомки, -- он показал пальцем на небо. - Вон оттуда...

  Наконец я, разомкнул руки юмона, которыми он сдавил мне шею, и, массируя ее, посмотрел на ватное земное небо. Вот-вот должен был пролиться очередной дождик. Трудно было поверить, что цекулы - это земляне, которые живут на других планетах и которые так могущественны, что могут тягаться с астросами. Хотя в журналистских кругах ходила информация, что цекулы ежегодно похищают пять-шесть миллионов землян.

  -- Из Альфа Центавра? - почему-то спросил я.

  -- Из Альфа... -- усмехнувшись, согласился цекул, а потом добавил: -- С планеты номер 3054 по земной классификации.

  Я пожал плечами, давая понять, что не в курсе дела.

  В этот момент юмон потерял равновесие и плюхнулся в грязь, но даже и тогда не пришел в себя.

  -- Но неважно... -- сказал цекул.

  Я понял, что история долгая, может быть, не в подобной ситуации, а за бутылкой водки - он бы открыл мне душу, и я бы все понял. Впрочем, я понял и так: где-то на уровне подсознания, что он не будет никого убивать.

  -- Отпусти нас... -- попросил я.

  -- Да... да... конечно... -- тут же согласился он и, как показалось мне, с облегчением. - Странно, что у тебя нет син-кай... А может быть, и хорошо... -- рассудил он, -- безопасней...

  -- Что такое син-кай? - спросил я.

  -- Нашего отличительного знака, по которому мы идентифицируем своих и следим за ними.

  -- А... -- согласился я, хотя мне, в общем-то, было все равно, правда, как журналист я должен был соответствующим образом среагировать, но я не среагировал, потому что еще не отдавал себе в полной мере отчета, что происходит.

  -- Значит ты подкидыш... -- рассуждал лысый цекул. - Интересно...

  -- Мы знали о таких, но никогда не встречали, -- сказал второй цекул, который до не участвовал в разговоре.

  -- Тогда у тебя должен быть знак в виде родового пятна на левом бедре?!

  -- Да, -- согласился я, хлопнув себя по соответствующему месту, - у меня есть такой знак.

  Они заставили меня спустить штаны и с минуту разглядывали ногу.

  -- Это карта нашей вселенной. Третья точка с краю - наша галактика, -- лысый цекул ткнул пальцем. -- Карта передается генетически и является пассивный знаком. Твои отец или мать тоже были цекулом, а может быть, оба. Но они могли и не знать, что они цекулы.

  -- Мы можем вживить тебе син-кай, -- сказал другой цекул. -- Но это лучше... -- цекул протянул странный браслет, словно вылитый из чистой воды.

  -- Это альдабе, -- объяснил лысый цекул.

  Я тут же вспомнил и глупо спросил:

  -- Из тунгусской зоны?

  -- Из зоны, -- согласился лысый цекул, -- но не тунгусской.

  А второй объяснил:

  -- Пикник на обочине... Помнится, об этом у вас писали... Как их?..

  -- Стругацкие... -- подсказал я.

  -- Точно!

  -- Сами не зная того, они участвовали в эксперименте по изменению сознания землян.

  -- Они были первыми, -- согласился я.

  -- Альдабе... - объяснил второй цекул, надевая мне браслет, -- как минимум -- абсолютная защита... Это поможет тебе избежать многих опасностей и выжить в реале. А потом мы тебя найдем.

  -- Вы вмешаетесь в наши дела? - спросил я, рассматривая браслет.

  Мгновение он переливался всеми цветами радуги, затем сделался телесного цвета и стал частью моей плоти, но я ничего не ощутил.

  -- Нет, но не дадим и астросам.

  -- Они и сами не полезут, -- согласился второй цекул и коснулся ладонью вначале комиссара Ё-моё, потом Сорок пятого, который мирно спал в позе эмбриона. Оба тут же ожили, вылезли из грязи и прилипли ко мне, как пиявки: комиссар Ё-моё схватил за плечо, а юмон вцепился в лодыжку.

  -- Валим домой... - как ни в чем ни бывало зашептал комиссар Ё-моё, жалко и подобострастно улыбаясь цекулам. - Валим!!!

  И мы свалили, хотя, ей богу, я совсем не желал этого. Напоследок я оглянулся: цекулы, как показалось мне, грустно смотрели нам вслед. Да, вот еще: за нами, как ни странно, переместился комиссарский аэромобиль марки "яуза", но это уже было делом не моих рук.

  Больше я ничего не помнил вплоть до того момента, когда проснулся у себя в постели, услышав телефонный звонок, а затем и возмущенный голос Алфена.

  Подозреваю, что перед этим мы завернули в Кагалму. Каким-то образом захватили Луку с Ремом Понтегера и переместились в реальность, то бишь в мой дом. Возможно, что-то разнилось в деталях, но, похоже, все было именно так. Что произошло с комиссаром Ё-моё и юмоном я не имел ни малейшего понятия.

  Зато теперь этот самый комиссар Ё-моё требовал от меня нового подвига. Если бы я умел обращаться со своим альдабе, я не позволил бы комиссару Ё-моё разговаривать со мной в подобном тоне. Но я еще не умел пользоваться альдабе. Да и честно говоря, забыл о нем.

  -- И в это раз ничего не выйдет, -- сказал я.

  -- Если все сделать по-умному, то выйдет, -- убежденно возразил комиссар Ё-моё.

  -- А если снова нарвемся на шустрых людей? -- спросил я.

  Видать, комиссар Ё-моё исходил из стратегии ошибок: чем больше ты их совершаешь, тем меньше остается. Главное при этом -- выжить! Комиссар Ё-моё готов был рисковать бесконечное количество раз, каждый раз делая ставку на жизнь. Хорошо бы только на свою! У него была психология самоубийцы.

  -- Но ведь прошлый раз были не люди! Ё-моё! -- комиссар стал злиться. Он уже забыл все свои страхи и обещания, свои слезы и мокрые штаны. -- Вообще-то, я могу вас здесь оставить, ё-моё -- иезуитски заметил он. -- Время военное, кто будет искать?!

  -- Комиссар, -- напророчил я, -- быть вам корсаром всех времен и народов!

  -- Во! - он ткнул в меня пальцем. - Правильно! Где ты раньше был?! Я тебя озолочу! Ё-моё!

  -- Ой ли?! - воскликнул я. - Вашими молитвами!

  -- Сейчас сделаю укол, и отправимся! - обрадовался он, полагая, что сломал меня своими железными аргументами.

  -- Без него не поеду! - заявил я, кивнув на Виктора Ханыкова, понимая, что Ханыков сам по себе никому не нужен и лежать ему через пять минут грудой костей под марсианскими березками.

  -- Зачем он тебе? - удивился комиссар Ё-моё.

  -- Затем! -- твердо сказал я.

  -- Для него доли нет! Зачем?! Ё-моё!

  -- Это мой секрет, -- стоял я на своем.

  -- Ну ладно... -- махнул рукой комиссар Ё-моё. - Только придется одним шприцом колоть. У меня второго нет, ё-моё.

  Виктор Ханыков возмутился:

  -- Что я наркоман какой-то?!

  -- Молчи... - процедил я сквозь зубы. - Молчи!

  ***

  На этот раз комиссар Ё-моё выбрал звездолет "Абелл-085".

  Расчет был на то, что в последней ракете полетят самые распоследние люди Земли, а уж денег у них -- куры не клюют. Но я ошибся - деньги комиссара теперь не интересовали. Точнее, они его, конечно, интересовали, но постольку поскольку.

  Звездолет "Абелл-085" класса "летающая казарма" пропал в глубинах космоса два года назад - 2 августа 2114 года. Зафиксировали даже точное время прекращения связи - 17:45 московского времени. Что именно произошло, было тайной века за семью печатями.

  А ведь ее никто не узнал, кроме меня, комиссара Ё-моё, его утер-пришебеева - Сорок пятого юмона и Виктор Ханыков, хотя уж последнему полагалось быть осведомленным по штату.

  Из-за одной этой тайны века я мог лишиться головы, потому что оказалось, что в гибели "Абелл-085" были замешаны "сильные мира сего". Но это я понял гораздо позднее. Официально было объявлено, что причиной гибели звездолета послужил метеоритный дождь, о котором, кстати, предупреждали все наземные и орбитальные станции. Но считалось, что защита звездолетов марки "турсы", к которым принадлежал "Абелл-085", способна выдержать и куда более грозную атаку, но... почему-то не выдержала. Собственно, несмотря на то, что в одной из последних ракет на "исконную родину" отбывали сливки общества, расследованием катастрофы особенно никто не занимался, потому что Землю захватили хлысты и было не до этого. Как и в два последующие года - средства массовой информации как в рот воды набрали, несмотря на то, что на звездолете уносило ноги последнее правительство как Санкт-Петербурга, так и всей страны. Понимаю, что это звучит глупо - собирать правящую верхушку в одном месте, но другого выхода не было, потому что положение было критическим - на Земле остались только военные.

  Вначале комиссар Ё-моё сделал укол мне. На мгновение я "улетел" -- мне даже привиделся короткий сон, будто ангел голосом комиссара Ё-моё называет дату и время перемещения. Потом тряхнуло, и я обнаружил себя бредущим по длинному коридору с низкими потолком. Впереди топал комиссар Ё-моё, за ним пристроился Виктор Ханыков, который был совсем никаким, затем шел я, а замыкал колонну юмон с рожками, которые он прятал под легкомысленной панамой, хотя маскировался он напрасно - любой мало-мальски опытный землянин или марсианин легко узнавал юмона. Что-то такое в лице у юмонов было, что не давало считать их людьми.

  Звездолет "Абелл-085" действительно был летающий казармой. Не помню, сколько в него точно вмещалось, но не меньше двадцати тысяч. Звездолет даже не "умел" приземляться. По сути, это была космическая платформа с гелиевым реактором в качестве двигателя - столь огромная, что могла находиться только на орбите. Конструкция, конечно, была устаревшей, но достаточно надежной. Десяток ракет-челноков осуществляли связь с планетой.

  -- Вперед! -- скомандовал комиссар Ё-моё.

  Мы находились на обширной палубе и двигались в проходах, которые змеились во все стороны -- мимо коек в три яруса, мимо туалетов и кухонь, мимо фойе, где крутили старые фильмы, мимо душевых кабинок и оранжерей - столь крохотных, что внутри можно было стоять только на одной ноге, мимо курилок, прачечных и других помещений - в общем, мимо всего того, что называется летающий казармой. Люди спали, читали, ели. Пахло носками, немытым телом и бельем.

  Полет длился уже два месяца. Впереди еще было столько же, и чувствовалось, что пассажирами овладела апатия. А ведь их можно спасти, думал я, всех-всех до единого. Но не знал, как это сделать.

  На этот раз угнетающее действие медиатор не было столь очевидным, и я что-то соображал, чего нельзя было сказать о Викторе Ханыкове. Он едва передвигал ноги, а взгляд был остекленевшим. Зачем он мне был нужен, я не имел ни малейшего понятия, хотя он спас меня в Петропавловской крепости. Конечно, комиссар Ё-моё убил бы его. Я думаю, что он с удовольствием убил бы нас обоих. На всякий случай он убил бы своего раба -- Сорок пятого юмона. Но у нас был шанс остаться в живых, и я хотел его использовать.

  -- Направо! -- командовал комиссар Ё-моё. -- За мной!

  Мы вскарабкались по трапу на палубу для среднего класса. Здесь были отдельные каюты, на полу лежали дорожки, а воздух кондиционировался и дезодорировался. Да и пахло дорогим рестораном, что у лично у меня ассоциировалось с купатами и борщом. Ко всему к этому примешивался запах коньяка. Откуда-то доносились голоса и музыка.

  Комиссар Ё-моё шел целенаправленно. Похоже, он знал, что делает. Несколько раз мы свернули налево, один раз направо, потом поднялись еще на одну палубу, прошли ее до конца, спустились в пятую секцию, и комиссар остановился перед каютой с номером 12043Б.

  -- Быстро заходите, -- он буквально затолкал нас внутрь.

  Представительский номер на шестерых действительно походил на корабельную каюту. Не хватало только иллюминаторов и аквариума с золотыми рыбками. Койки в два яруса были выкрашены белой эмалью. Виктор Ханыков рухнул на ближайшую из них и захрапел. Я, как ни странно, еще держался на ногах, хотя порой сознание не улавливало реальности происходящего. Мне казалось, что это длинный, длинный сон, в котором я видел то комиссара Ё-моё, то юмона, то пожарника, то бишь тайного агента неизвестно какой службы -- Виктора Ханыкова. Но что мы делали и для чего куда-то двигались, я хоть убей, соображал только в моменты просветления.

  -- Я должен вас покинуть на час, -- поведал нам комиссар Ё-моё.

  Естественно, Сорок пятый остался сторожить. Но куда сбежишь с подводной лодки? Можно было, конечно, спрятаться где-нибудь в бесконечных коридорах и переходах. И даже наверняка продержаться до прибытия звездолета "Абелл-085" на Марс. Но во-первых, звездолет не должен был прибыть в конечный пункт, а во-вторых, комиссар наверняка не оставит бы нас в покое. Это я понимал совершенно точно. Единственное, чего я не знал со стопроцентной вероятностью, что звездолет заминирован.

  - Следи за ними, -- наказал комиссар Ё-моё Сорок пятому и вышел.

  -- Есть, хозяин! - вслед ему отозвался юмон, но почему-то по уставу не встал со своей койки. Видать, он тоже был ошарашен, а устав ему осточертел.

  -- Где мы? - спросил я как бы между делом.

  -- Сам не знаю, -- ответил юмон.

  Похоже, он, как и я, плохо понимал происходящее.

  -- Ты хоть знаешь, что делать? - спросил я осторожно.

  -- Знаю, -- простодушно отозвался он.

  -- А что именно?

  -- Ждать... -- он уселся в позу лотоса.

  На уровне подсознания я понимал, что мне нельзя открываться ему, что прежде всего, он верен своему хозяину -- комиссару Ё-моё, а только потом руководствуется своим чувствам. А ведь мне казалось, что он настроен ко мне дружески. Поэтому я улегся на койку и притворился спящим.

  Не помню, сколько прошло времени - час или два, но я точно знал, что комиссар скоро заявится, потому что часы в каюте показывали без пяти пять вечера. А катастрофа должна произойти в 17:45. Пока никаких признаков волнения на звездолете не наблюдалось. Впрочем, команда звездолета могла не доводить до сведения пассажиров об угрозе метеоритного дождя. Если, конечно, причиной катастрофы действительно были метеориты.

  Между тем, я прислушивался: мелко вибрировали стенки, иногда мимо каюты кто-то проходил, во всем остальном царило полное спокойствие.

  Ровно в 17:00 явился растерзанный комиссар Ё-моё. Его мундир был выпачкан непонятно в чем, галстук торчал куда-то вбок - о него явно вытирали руки, фуражка же вообще сидела, как седло на корове.

  "Что я говорил!" -- едва не вскричал я.

  -- У нас проблемы! -- заявил комиссар Ё-моё, ворвавшись в каюту.

  Он добежал до ее середины, остановился и с минуту тупо разглядывал нас троих. Понятно, что Виктор Ханыков интересовал его меньше всего, ибо он спал мертвецким сном. Я же бессмысленно таращился в облупившейся потолок.

  Затем комиссар Ё-моё произнес:

  -- Так, ты... остаешься... -- показал он пальцем на Сорок пятого. - А ты... -- он посмотрел на меня, - пойдешь со мной.

  Я никак не отреагировал. По сценарию я должен был изображать полного идиота. Не долго думая, комиссар Ё-моё схватил меня за руку и приподнял, но удержать не смог, и я шмякнулся на койку, чтобы сосчитать количество заклепок вокруг потолочного вентилятора, который не работал. Комиссар Ё-моё витиевато выругался.

  -- Помоги! - приказал он юмону.

  Вдвоем они поставили меня на ноги. Теперь по идее я должен был изображать ходячего зомби. По крайней мере, так было в первом перемещении. То ли я привык к лекарству, то ли доза была маленькая, но мое сознание сделалось ясным, как у школьника на первом свидании. А ведь на Ханыкова медиатор подействовал угнетающе.

  Для правдоподобия я уперся лбом в переборку и сделал так:

  -- Бе-е-е...

  Я все забыл, забыл даже, что я цекул, а не человек, и что у меня есть альдабе, не говоря уже о чоппере - оружие направленной энергии.

  -- Эко тебя развезло?.. - довольным тоном произнес комиссар Ё-моё. - Совсем плохой!

  Однако в его голосе однако слышалась плохо скрываемая тревога. Он дал мне хлебнуть из своей плоской фляжки и посмотрел в глаза. Я сделал вид, что узнал его, и сказал:

  -- Привет... козел...

  -- Двигай! - приказал комиссар Ё-моё, распахивая дверь каюты.

  Мне ничего не оставалось, как выйти в коридор. Комиссар Ё-моё крепко взял меня за руку и куда-то поволок так быстро, что я едва успевал за ним. Зачем я ему понадобился? думал я, стараясь запомнить, сколько раз и в какую сторону мы сворачиваем, сколько раз поднимаемся и спускаемся с палубы на палубу.

  Навстречу нам попадались пассажиры обреченного звездолета. Однако то ли они были смертельно уставшими, то ли безучастными к происходящему, но никто ни на кого не обращал внимания. Правда, в одном из темных коридоров нас приняли за голубых, потому что на пороге каюты вырос полуодетый мужчина с мушкой на верхней губе и женским голосом с мужскими нотками предложил:

  -- Мальчики, не хотите выпить?..

  Он шаловливо выставил бритую ногу в женской туфле. Комиссар Ё-моё шарахнулся к противоположной переборке. Мне было все равно - на Рублевки я и не такое видал, поэтому продолжал двигаться по прежней траектории, то есть, как привык ходить - по прямой. Комиссар дернул меня за собой. Получилось странно - вроде, он меня ревнует и не дает ни с кем знакомиться.

  -- Я тебе выпью! - погрозил он пальцем издалека. - Ё-моё...

  -- Мальчики, я не кусаюсь...

  В манерах полуодетого мужчины проскакивала немужская жеманность. А еще у него были ярко накрашенные губы и глаза.

  -- Давай останемся? - предложил я, ничем не рискуя. - Давай?.. А?.. Хорошее место... Девочки, выпивка...

  -- Иди ты! - комиссар Ё-моё что есть силы толкнул меня в спину. - Иди!..

  -- Ну мальчики... -- мужчина призывно глядел нам вслед.

  Комиссар Ё-моё нервничал. Думаю, не из-за педика. Возьму сейчас и сверну тебе голову, думал я. Потом пойду к капитану и выложу как на духу, что звездолет обречен. Правда, не знаю, почему. Ну поищут какую-нибудь бомбу, ну не найдут. Вдруг никакой бомбы нет и в помине? Проверят списки пассажиров, поймут, что я заяц и начнут прессовать. Здесь у них наверняка своя служба безопасности, метаполиция и контрразведка. Нет, это несерьезно, думал я. Да и Виктора Ханыкова жалко. Втянул в это дело. А юмон... Тоже жалко - заблудшая душа.

  Совсем уже в другом месте мы вспугнули мелких воришек, которые приняли нас за полицию (одна фуражка комиссара Ё-моё чего стоила!) и, не захлопнув двери чей-то каюты, задали стрекоча по бесконечно длинному коридору, теряя на бегу какие-то вещи, типа колготок и женских трусиков.

  Комиссар Ё-моё хорошо знал план звездолета "Абелл-085". Я это понял по тому, как он старательно избегал каких-то определенных палуб. И даже старался к ним не приближаться, а двигался целенаправленно, обходя их по огромной дуге.

  Потом я на какое-то время действительно отрубился, потому что очнулся в тот момент, когда мы в спешном порядке спускались, как мне показалось, в гигантский провал, откуда доносились звуки работающего оборудования, вздохи и ахи огромных механизмов. Какие-то трубы и арки разбегались во все стороны. Снизу бил свет, и от этого резкие тени мешали правильно сориентироваться. Лестница огибала лифтовую клеть. Тросы блестели от смазки. Я хотел съехать по одному из них, но затем решил, что это точно будет перебором - комиссар Ё-моё поймет, что я придуриваюсь.

  Вдруг лифт ожил, тросы завибрировали. Клеть медленно поднялась и замерла под нами. Только после этого я понял, что комиссар Ё-моё управляет ею с помощью автономного пульта. Мы перебрались на крышу и стали подниматься вверх. Когда клеть почти достигла нулевой палубы звездолета "Абелл-085", комиссар остановил ее и мы полезли в вентиляционную систему.

  На трезвую голову я бы ни за что не сделал этого. Все-таки из-за действия медиатора критическая оценка у меня была понижена. Стоило персоналу звездолета включить вентиляцию, нас бы сдуло, как пушинок. Хотя наверняка комиссар Ё-моё предусмотрел и этот вариант.

  Для того, чтобы я не потерялся в вентиляционном лабиринте, он привязал меня веревкой за шею и тащил за собой, как собачонку. Кроме толстого комиссарского зада, я ничего не видел, а каким образом мы очутились в хранилище звездолета, даже не заметил.

  Хранилище было огромным. В первой комнаты царил настоящий бардак - комиссар явно постарался. Пол был усыпан разноцветными шариками пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно -- смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?

  Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, -- в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.

  -- Ты это сможешь утащить? - нервно спросил комиссар Ё-моё.

  -- Смогу, -- сказал я.

  -- А больше сможешь?

  -- Смогу, -- беспечно кивнул я.

  Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.

  -- Тогда погоди... -- обрадовался комиссар Ё-моё.

  Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.

  -- Пиросмани... -- объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.

  -- Чего? - спросил я.

  -- Не чего, а кто, -- поправил он. - Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.

  -- А... -- сказал я. - Понятно. А это? - я показал на все остальное.

  Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.

  -- Не волнуйся, половина твоя!

  -- Спасибо... -- удивился я. - Очень щедро!

  -- А как же по иному! - воскликнул комиссар Ё-моё.

  Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там -- пуля в лоб и все дела

  -- Какие художники здесь обитают?

  -- Художники? - переспросил комиссар Ё-моё. - Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!

  -- А здесь? - я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.

  -- Осторожней! - воскликнул комиссар Ё-моё. - Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!

  -- Понял, -- с дебильной покорностью сказал я. - Понял, что вы все продумали.

  -- Тогда готовься к перемещению! - одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.

  -- Куда? - удивился я.

  -- Как куда? Домой! Ё-моё!

  -- А ребята?

  -- С ребятами сложнее, -- признался он и настороженно уставился на меня.

  -- Сейчас, -- сказал я. - Сейчас... только сосредоточусь...

  Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.

  Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:

  -- Я говорю, поехали!

  -- Бе-е-е... -- я решил идти до конца.

  -- Господи! Опять!.. -- испугался комиссар Ё-моё.

  Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.

  -- Хватит, -- сказал он, вырывая у меня фляжку, -- хватит, а то напьешься.

  Напиться я не мог по определению - слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.

  -- Ну? - дернул меня комиссар Ё-моё. - В чем дела?

  -- Тяжело... -- пожаловался я.

  -- А так? - он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.

  -- Так легче, -- согласился я и снова напыжился.

  Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.

  -- Ладно! - решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, -- он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. - Все денег не соберешь!

  Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.

  Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.

  -- Поехали! - топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. - Поехали!!! Ё-моё!!!

  У меня снова ничего не получилось.

  -- Ты чего-то, не понимаешь! - с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.

  -- Не понимаю, -- согласился я.

  -- Ладно, идем!

  Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее - к карете с золочеными колесами.

  -- Ничего не трогай, а только смотри! - и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.

  Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.

  -- Понял? - спросил комиссар Ё-моё.

  -- Нет, -- признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.

  -- Это бомба! - сказал комиссар Ё-моё. - Я думал, что здесь алмазы.

  -- А разминировать можно? - спросил я.

  -- Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.

  -- Значит, бомбу привезли в карете, -- понял я.

  Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.

  -- Да! Да! Да! - закричал комиссар Ё-моё. - И осталось двадцать семь минут.

  -- Тогда надо двигать, -- согласился я.

  И мы переместились.

  -- Ты куда меня притащил?! - закричал комиссар Ё-моё. - Куда?!!

  ***

  Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:

  -- Ну давай, сынок, давай!..

  А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.

  -- Хозяин, можно я ему врежу?! - предложил юмон.

  -- Я тебе врежу! - пригрозил комиссар Ё-моё. - Он -- наше единственное спасение.

  -- Ну и что, -- возразил Сорок пятый. - Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!

  -- Пошел ты, придурок! - заорал комиссар Ё-моё. - Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!

  -- Слушаюсь, хозяин!

  -- Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай... -- снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. -- Ты наше единственное спасение!

  Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.

  -- Я и сам понимаю, -- покаялся я. - А у вас еще медиатор есть?

  -- Какой медиатор? Какой?! Последнюю дозу на вас извел, козлов, прости, господи. Ты же должен понимать... рванет так, что пепла не останется!!!

  Я вежливо выслушал и ответил:

  -- Я понимаю, но что делать?

  Он нервно почесал лысину.

  -- Может, тебе водки налить?!

  -- Налейте, -- согласился я.

  -- И водки нет!

  Он убежал за водкой, оставив нас наедине с ватной тишиной звездолета.

  Сорок пятый заходил из угла в угол. Впервые я видел, что он нервничает. Даже цекулы не произвели на него такого впечатления.

  Один Виктор Ханыков, ни о чем не подозревая, спал беспробудным сном.

  -- Слушай, -- спросил юмон, -- почему ты такой спокойный?

  -- Не знаю, -- признался я. - Спокойный, и все.

  И вдруг я понял - чертово альдабе! Где-то в подсознании крылась мысль, что со мной плохого не случится. Даже не так: вообще, ничего, абсолютно - пусть взорвутся хоть сто тысяч бомб.

  -- Это тебе не город, -- назидательно сказал юмон, -- рванет так, что мало не покажется. А у меня дочка!

  -- Ты женат? - удивился я.

  До этого я не думал, что юмонам можно обзаводиться семьей.

  -- Семь лет... -- вздохнул Сорок пятый.

  -- Сколько ты получишь от комиссарских щедрот? - спросил я.

  -- Ничего не получу, -- ответил юмон.

  -- А проценты? - спросил я.

  -- Нет процентов... -- простодушно ответил он.

  -- Почему? - удивился я.

  -- Потому что так сделан. Совесть, понимаешь ли.

  -- Иди ты! - не поверил я и отвернулся.

  -- Генетическая совесть, -- уточнил юмон. - Ничего не могу с собой поделать. Начинаю деньги брать - совесть мучает, спать не могу, курить начинаю... на жену, пардон, не встает... ну и все такое...

  -- Ну ты даешь! -- восхищенно признался я.

  -- Да, такие мы юмоны, -- похвалил себя Сорок пятый.

  -- Что все-все? - спросил я.

  -- Ну все, но встречаются.

  В этот момент в номер влетел комиссар Ё-моё с бутылкой в руках. Для быстроты дела, он ее уже откупорил.

  -- Пей! - приказал он.

  -- Я не могу без стакана, -- отстранился я.

  -- Пей! Тоже мне, принц датский!

  -- Из горла не буду, -- уперся я.

  -- Какая тебе разница!!!

  -- Я хочу получить удовольствие, -- сказал я и добавил: -- На последок.

  -- О, господи! - заорал комиссар Ё-моё. - Быстро найди ему стакан! - приказал он Сорок пятому юмону.

  Юмон принес пластмассовый стаканчик для зубных щеток.

  -- Прополоскал? - спросил я, нюхая край.

  -- Ну а как же!

  -- Врешь, -- убежденно сказал я и весело посмотрел на юмона.

  -- Вру... -- так же весело признался он.

  -- Дай! - стиснув зубы, комиссар Ё-моё вырвал стаканчик у меня из рук и убежал в душ. - Теперь все нормально, -- вернулся он и с нетерпением уставился на меня. - Давай!

  Я стряхнул со стаканчика капли воды.

  -- А закуска?

  -- Закуски нет.

  -- Слушай, я так не могу. На пустой желудок. Нет, я водку люблю... но не до такой же степени, -- признался я.

  -- Я тебя убью!!! - пришел в бешенство комиссар Ё-моё. - Пей, сволочь!!!

  Я налил и выпил. Словно жаждущие чуда, они уставились на меня.

  -- Ну что?.. - осторожно спросил комиссар Ё-моё.

  -- Ничего... -- сказал я. - Хорошая водка...

  -- Пей еще! - приказал он.

  Я налил и выпил. Потом еще - налил и выпил.

  -- Стоп! - сказал комиссар Ё-моё, накрывая стаканчик. - Хватит, а то напьешься!

  -- Не напьюсь, -- заверил я его.

  -- Почему?

  -- Не напьюсь, и все, -- сказал я, забирая у него стаканчик. - Может, и вам налить?

  -- Пей, -- терпеливо вздохнув, согласился комиссар Ё-моё.

  Он решил действовать наверняка -- слишком мало времени осталось. Я налил и сделал большой глоток. Они синхронно повторили мое глотательное движение. Я потянулся к бутылке.

  -- Нет, так дело не пойдет! - понял комиссар Ё-моё. - Ты просто напьешься и уснешь.

  -- Зато ничего не почувствую, -- признался я и посмотрел на Виктора Ханыкова.

  И все тоже на него посмотрели -- ему можно было только позавидовать: он спал, как пожарник, раздувая щеки. Руки его покоились на животе.

  -- Я давно не сплю, -- улыбаясь, открыл глаза Виктор Ханыков.

  -- Хочешь выпить? - спросил я и вопросительно посмотрел на комиссара Ё-моё.

  -- Хочу, -- он сел на койке. - А в чем сыр бор?

  -- Ладно, пейте, -- комиссар Ё-моё с беспокойством взглянул на часы. - Осталось десять минут.

  -- Подумаешь, -- сказал Виктор Ханыков и сразу влил полбутылки себе в горло. - Жаль закуски нет, -- намекнул он.

  -- Хорошо, сейчас принесу закуску, -- терпеливо, как психиатр, сказал комиссар Ё-моё.

  Похоже, он впал в тихое отчаяние.

  -- И еще чего-нибудь захватите, -- попросил я, щелкнув по горлу.

  Не знаю, услышал он мое пожелание или нет. Когда я оглянулся, то бутылка уже была пустой. Ее содержимое одним махом допил Сорок пятый юмон.

  -- Ну ты даешь! - изумился я. - Юмоны же не пьют?!

  -- Не пили, -- согласился он. - Ё-моё!

  Мы смеялись долго-долго, до коликов в желудке. Даже юмон катался по полу, хотя с юмором у него, я уверен до сих пор, не все в порядке.

  На этот раз комиссар Ё-моё вернулся быстрее прежнего. Он принес бутылку конька и бутылку водки. Из закуски - открытую банку соленых огурцов и круг жареной колбасы.

  -- Так в чем сыр бор? - оживился Виктор Ханыков, ломая колбасу.

  -- В бомбе! Нам осталось жить, -- я посмотрел на часы, -- ровно семь минут, плюс минус тридцать секунд.

  -- У нас куча времени! -- обрадовался он.

  Комиссар заскрипел зубами. Он определенно пожалел, что связался с нами кретинами.

  За две минуты мы выпили весь наркоз и съели всю закуску. Виктор Ханыков даже употребил рассол из банки.

  -- Надо было оставить опохмелиться, -- заметил я.

  -- Козлы! - выругался комиссар Ё-моё.

  Он упал на койку и обхватил голову руками. Он мог воспользоваться своим пистолетом, но даже не притронулся к нему, понимая, что все кончено.

  -- Опохмеляться надо не так! -- заявил юмон.

  -- Будешь меня еще учить?! - воскликнул Виктор Ханыков, входя в раж. - У меня знаешь какой стаж по этому самому делу?!

  -- Какой? - делая еще более глупое лицо, спросил юмон.

  -- Три года!

  -- Ерунда! - уверенно заявил Сорок пятый. - Вот у меня...

  -- Так! - вскочил комиссар Ё-моё. - Я вас сейчас всех убью!

  Он выхватил свой пистолет. Черт! Я как-то о нем совсем забыл. Комиссар Ё-моё передернул затвор и выстрелил. В последний момент я успел уклониться. Пуля просвистела рядом с ухом, и я оглох на одно ухо.

  Больше выстрелить комиссару Ё-моё не дали -- в следующее мгновение мы уже сидели на нем, и даже верный юмон старался изо всех сил. Все страшно напряглись, борясь за оружие. Отчаяние придало комиссару Ё-моё силы. Лицо его надулось и сделалось красным. На шее вздулись вены толщиной в палец. Наконец пистолет, как живой, отлетел в угол.

  Сорок пятый поднял его и, брезгливо держа двумя пальцами, отнес в туалет. Потом вернулся и спросил:

  -- А почему мы не взрываемся?

  -- Да, почему? - удивился я и отпустил комиссара Ё-моё.

  Он сел и ошалело посмотрел вначале на часы в каюте, потом на свои ручные.

  -- Ничего не понял... -- признался он.

  -- А чего здесь понимать, -- беспечно хмыкнул Виктор Ханыков. - Значит, не было взрыва.

  -- Но я сам видел бомбу... -- растерялся комиссар Ё-моё.

  -- Да, бомба настоящая, -- со всей определенностью заверил я юмона и Виктора Ханыкова. -- Комиссару можно верить. Он специалист в этой области.

  -- Ничего не понял, -- подтвердил комиссар Ё-моё. - Бомба есть. Взрыва нет.

  -- Ну так радуйтесь! - сказал я.

  -- Жаль наркоз кончился, -- вздохнул Виктор Ханыков, выжимая из бутылок последние капли алкоголя в пластмассовый стаканчик.

  -- Я больше не пойду, -- объявил комиссар Ё-моё.

  -- Почему? - спросили мы хором.

  -- Потому что... потому что... Я не знаю... -- ответил он беспомощно.

  -- Это другое дело, -- очень серьезно произнес Сорок пятый.

  -- Что будем делать? - спросил я. - Скучно стало.

  -- Дело в том, что мы очень быстро выпили водку, -- сказал Сорок пятый.

  -- Объяснил! - усмехнулся Виктор Ханыков. -- Пойду хоть бабу приведу. Здесь женщины есть?

  -- Есть, -- как-то совсем тупо произнес комиссар Ё-моё. - В соседней каюте.

  -- Ну и отлично!

  -- Комиссар, -- сказал я вполне трезвым голосом, -- вы знаете, что такое частная теория относительности?

  -- Ну?.. -- вполне убедительно отозвался он.

  -- Какая разница между московским временем и временем на этом звездолете?

  -- Ну?.. - снова спросил он и невольно взглянул на каютные часы.

  Часы показывали 17:40.

  -- Семь минут, -- уточнил я.

  -- Э... -- неопределенно отозвался он.

  -- Да-да-да... -- сказал я. - Нас уже не существует две минуты!

  -- Ха-ха-ха!!! - засмеялся он, но на всякий случай пощупал себя руками. - Врешь!

  -- Не верите, не надо, -- пожал я плечами.

  -- Ты лучше давай напрягись! - снова завел он старую песню, а то сейчас как рванет.

  -- Уже рвануло, -- сказал я.

  Я и сам не особенно был в этом уверен, да и снаружи каюты ничего не происходило, только стены перестали мелко вибрировать. Неужели теория относительности не подтверждается?

  Виктор Ханыков нажал на ручку и попытался открыть дверь.

  -- Что за черт! - выругался он. - Комиссар, это вы закрыли?

  -- Очень нужно! -- зло отозвался он.

  Виктор Ханыков снова подналег - дверь не открывалась.

  -- Дай-ка я помогу, -- сказал я.

  Мы налегли вдвоем, но все было тщетно. Казалось, дверь кто-то основательно заварил.

  -- Ну что, слабаки?! - на помощь пришел Сорок пятый юмон.

  Я знал, что он сильнее любого из нас. У идиотов всегда силы в избытке.

  На это раз мне показалось, что мы ее чуть-чуть приоткрыли.

  -- Е-ще-е-е!..

  Мы утроили усилия.

  И тут произошло непонятное. Дверь распахнулась с таким чавкающим звуком, словно присосалась к лудке, и мы втроем по инерции вывалились наружу.

  Не знаю, что стало с комиссаром Ё-моё. Выпал ли он следом за нами или остался в каюте с Нико Пиросмани на пару? Но больше я его в своей жизни никогда не видел.

  Я так и не понял, кем он был. В равной степени он мог быть, хлыстом - резидентом астросов, новообращенным, дослужившимся до высокого звания на службе у марсиан, то бишь землян, или даже цекулом без альдабе. Все три варианта были равносильны. Но в любом случае, он был отступником, по большому счету - воришкой. А отступников, тем более воришек - что у нас, что у них, то есть врагов человечества, презирали и не любили.

  Вполне очевидно, что он до сих пор дрейфует в безвременье от одной галактики к другой. Странная у него судьба. Я только в одном уверен: вполне возможно, комиссар сам случайно запустил часовой механизм и звездолет "Абелл-085" в реале взорвался по его вине. Впрочем, кто теперь разберет?