"Гибель Марса" - читать интересную книгу автора (Белозеров Михаил)

  Глава 3.   Камены

  По переулку, засыпанному рыжей пылью, шел Лука, а я тупо глядел на него. Нет, не может быть, лихорадочно думал я, Лука погиб. Это не Лука, а просто очень похожий на него человек. Но почему-то открыл окно и крикнул:

  -- Лука!..

  То ли он меня не услышал, то ли сделал вид, что не услышал, но его фигура растворилась за углом дома.

  Забыв о пиве, я лихорадочно стал натягивать одежду.

  Случилось нечто невообразимое, мистическое, нарушающее все привычные координаты жизни. Ведь Лука разбился! Он упал с двадцать пятого этажа, и мы с Россом едва не последовали следом. И вдруг он в переулке?! Чертовщина какая-то! Идет как ни в чем ни бывало. Засунул руки в карманы. На нем его "карапуза". А его грозные тараканьи усы я бы узнал за версту. Полный идиотизм!

  В этот момент в вестибюле так грохнуло, что Росс заворчал, а шерсть на стриженном загривке у него встала дыбом.

  В кухню, кутаясь в розовый сексуальный пеньюар, вбежала Алла.

  -- Что случилось?

  Вид у нее был встревоженный, хотя даже спросонья она выглядела великолепно. Есть такой тип женщин, которых не пугаешься на рассвете. От нее и пахло соответственно - горьковатым, стойким запахом страсти. Вряд ли это был ее натуральный запах, скорее, искусно подобранные духи. Я давно прощал всем женщинам подобное лицемерие - такова природа вещей.

  -- По-моему, стреляют, -- сказал я. -- Сейчас посмотрю.

  -- Нет! - она вцепилась в меня. - Не ходи! Я боюсь!

  -- Я посмотрю и вернусь, -- пообещал я, вдыхая запах ее горьковатых духов.

  -- Не ходи... -- еще раз попросила она, -- пожалуйста...

  Черт! Я действительно едва не остался. Она завораживала меня. Расслабляла. В ней было что-то такое, чего я еще не разгадал. А потом этот запах. Следует научить душиться Катажину. Тогда я точно не смогу от нее уйти. Но это будет самоубийством.

  Через мгновение мы с Россом уже стояли в прихожей. Причем Росс явно нашел повод, чтобы досрочно покинуть квартиру. Вначале я хотел оставить его с Аллой, но он выскользнул наружу, стоило мне приоткрыть дверь.

  Я последовал за ним. В слабом свете, который сочился из подъездного окна, я увидел каменов. Точнее, в первое мгновение я подумал, что это черные ангелы, а потом понял, что ошибся. Один из них был негром. Все трое -- в черной форме и в черных плащ-накидках. Не такие высокие, как черные ангелы, и по сравнению с ними - широкоплечие и грузные. Двое были вооружены обыкновенными штурмовыми автоматами, а третий, сержант - огромной, длинной штукой - бластером марки БК. Оружие большой, громадной мощности. Его еще называли ручной артиллерией. Из бластера БК можно было легко подбить танк или сбить аэромобиль любой марки и даже военный. И вообще, он предназначался для космонавтики. Единственным его недостатком была низкая скорострельность. Да и в условиях города применять такое оружие явно большая роскошь -- оно было тяжелым и громоздким. Тем не менее, сержант наставил его на меня и кивнул негру. Он подошел и бесцеремонно обыскал меня.

  И тут я видел, что полицейский убит. Он лежал перед дверью с неестественно подогнутыми коленями, и большая лужа крови растекалась по кафельному полу. Пожилой доктор сидел в углу, у него тряслись руки, и он с ужасом наблюдал за людьми в черных плащах.

  -- Кто вы? - спросил я, хотя и так все было ясно.

  -- Кто мы?! - насмешливо переспросил сержант и направил на меня бластер БК.

  Если бы он выстрелил, то от меня не то что мокрого места, воспоминаний бы не осталось. Кроме этого наверняка он разнес бы весь первый этаж, полдома и еще квартал за ним.

  - Кто мы... А вот кто вы? - сержант качнул бластер БК в сторону Росса и ухмыльнулся. Он явно гордился своим необычным оружием, хотя для боя в замкнутом пространстве вестибюля оно подходило меньше всего и было опасно в равной степени как для нас с Россом, так и для сержанта.

  Черномазый камен с готовностью передернул затвор и скосился на сержанта, ожидая команды. Я сразу понял, что он из форта Кагалма. Классический вариант землефоба. Они по привычке так же ненавидели и Марс, и всю цивилизацию. Они были убийцами. Их готовили убивать и насиловать, и они получали от этого удовольствие. Вот почему черномазых заперли в бабоне.

  -- Не надо собаку, -- попросил я, загораживая Росса.

  Он же по своей собачьей непосредственности лез знакомиться. Эрдель - это охотничья собака. Его предки ловили выдр и белок в реках и лесах земной Англии. Поэтому эрдели никогда не были агрессивными по отношению к человеку. Но камены этого не знали. Они просто хотели развлечься.

  -- Отойти, иначе я отстрелю тебе руку, -- сказал камен, целясь в Росса.

  Я же в сердцах успел подумать, что где бы ты ни был, ты вечно не там, где надо.

  Второй камен протянул сержанту мое редакционное удостоверение и пропуск с красной полосой по диагонали.

  -- А... -- недовольным тоном проворчал тот, опуская бластер БК, -- союзнечки... мать вашу... Рад видеть. Пристрелить бы тебя...

  -- Ну что ж ты так?.. -- спросил я, не улавливая его логики.

  -- Все равно пойдешь с нами, слишком морда у тебя подозрительная. Да и газетенка твоя в черных списках.

  Он потряс у меня под носом каким-то бумажками.

  -- В каких списках? - переспросил я от удивления.

  -- Черных! Я что тихо говорю?!

  -- Нет, -- сказал я с облегчением от того, что они переключили свое внимание. - Черные списки... Все ясно...

  -- Что тебе ясно, союзничек?!

  В его голосе прозвучала угроза. Непонятно было, чем она вызвана.

  -- Ясно, что мы вроде как не враги.

  -- Точно! - рассмеялся сержант. - Не враги, но и не друзья. Верно я говорю?

  -- Верно, -- закивали головами его помощники. - Нам такие враги пока нужны.

  -- Ну ладно... -- примирительно согласился я. - Я ничего не понял, ничего не знаю и все забуду. Может, я пойду?.. -- я сделал шаг к двери.

  -- Куда ты собрался?! - удивился сержант. Умереть хочешь?! Я же сказал, пойдешь с нами.

  -- А зачем я вам нужен? - спросил я. - если мы союзники?

  -- Затем, -- объяснил сержант. - Нужен, и все.

  Они потеряли к нам с Россом всякий интерес. Сержант громко произнес, наставляя на людей, которые замерли на лестницах, свой огромный бластер:

  -- Всем приготовить документы! Дважды не повторяю, а только стреляю!

  Рядовые дружно заржали, схватившись за бока.

  -- Документы на бочку!

  -- Кого вы ищете? - спросил я.

  Сержант мимоходом оглянулся:

  -- Представителей федеральной власти...

  Люди зашевелились. Кто-то истерически рассмеялся. Кто-то побежал наверх.

  -- Что?! Что!!! - заорал сержант. - Все мордой в пол и не пикать! Начинай, боец! - кивнул он рядовому.

  -- Все это было давно известным притворством, -- устало сказал врач.

  -- Что вы имеете ввиду? - спросил я, присаживаясь рядом.

  -- Не надо было ни с кем заигрывать.

  -- Вы полагаете, они суть проблемы?

  -- Камены только рычаг.

  -- Думаете, за ними кто-то повыше?

  Врач только выразительно пожал плечами, наблюдая, как камены обыскивают всех и вся, вплоть до чердака. У кого не было документов, пинками заставляли спуститься в вестибюль. Среди них оказался человек в дорогом костюме. Судя по всему - чиновник средней руки или бизнесмен. Пожарник с ведомственным удостоверением. И судья. Пожарник вызвал затруднение. Рядовой и сержант долго вчитывались в его удостоверение.

  -- Какой же он федерал? - усомнился я.

  -- Пожарник... -- пожал плечами сержант.

  -- Это не власть, -- сказал я.

  Сержант засомневался. Белый рядовой сказал:

  -- У меня брат тоже пожарник...

  -- Ну ладно, черт с ним. Остальных выводи.

  -- Меня-то за что? - спрашивал человек, который в одинаковой мере походил и на чиновника, и на бизнесмена. - Я только бумажки подписываю.

  Его ударили прикладом что есть силы. На стену брызнула кровь. Росс заворчал. Он вообще не любил резких движений.

  В числе несчастных оказалась женщина с властными чертами лица. Она сказала:

  -- Я всю жизнь их презирала... Почему меня в одну компанию?!

  -- Молчи, стерва! - крикнул белый рядовой, замахиваясь на нее. И тут же, наклонившись, пояснил шепотом: -- Моя училка... в школе кровь портила... заставляла учить правильные и неправильные дроби... -- и улыбнулся точно также, как улыбался до этого, когда целился в Росса.

  Они заставили женщину тащить чиновника. Его лаковые туфли прочертили в пыли две борозды.

  Один судья ничего не говорил. Он словно находился в прострации. Похоже было, он не понимал, что происходит. У меня же за плечами было восстание хлыстов в земном Санкт-Петербурге, и я знал, чем сопровождаются подобные игры.

  Сержант, глядя на нас, с улыбкой поднял палец, прислушиваясь к тому, что должно произойти. Наверное, он хотел сказать этим: то же самое может быть и с любым из вас. Снаружи раздались автоматные очереди, потом два или три одиночных выстрела. Камены вошли, закидывая автоматы на плечо. Негр улыбался.

  -- Остальные за мной шагом марш! - насмешливо скомандовал сержант и распахнул дверь.

  Как только мы очутились на улице, я отпустил Росса. Он хорошо знал город и окрестности. И я надеялся, что с его нюхом и охотничьими навыками он не пропадет, а будет крутиться возле нашего дома, поджидая меня.

  -- Домой!.. Домой!.. - приказал я.

  Росс все понял. Напоследок он оглянулся и скрылся за углом, направляясь на запад.

  Убитые лежали рядом с подъездом. Кровь уже пропитала толстый слой рыжей марсианской пыли. Почему-то все отворачивались, когда проходили мимо, словно презирая мертвых. Кто-то из женщин запричитал.

  Воздух был насыщен резкими запахами. Когда мы пересекали Яузские ворота, то попали в химическое облако - где-то горел медицинский склад. На Устьименском мосту меня едва не вывернуло от густого запах сгоревшей плоти.

  Совсем рядом били пушки, и сквозь мглу я разглядел, как по Раушской, словно жуки, ползаю черные танки. Иногда один из них останавливался, делал: "Пуф-ф-ф..." -- из длинного ствола вырывалось пламя, и, урча, полз дальше, чтобы снова сделать: "Пуф-ф-ф..." Несколько раз над рекой пролетали армейские "титаны", разбрасывая тепловые ловушки и поливая из пулеметов невидимого противника.

  Дальше мы плутали, то приближаясь, то удаляясь от набережной. Мойка-Москва-река горела. Или мне показалось, что она горит, потому что кварталы за ней были в огне и свет с той стороны набережной, пробиваясь сквозь завесу пыли и дыма, падал на воду. А может быть, действительно, горела сама река? Я не успел разглядеть. На тротуаре темнели трупы. Со стороны Адмиралтейства стреляли. Пули летели слишком высоко. Некоторые из них рикошетили от стен зданий и волчком вертелись на брусчатке. Одна очередь прошла так низко, что мы попадали на землю. Камены тоже. Потом они опомнились и погнали нас прикладами.

  Штаб Гвардейского корпуса лежал в руинах. В окнах Старого Эрмитажа плясали огни. Мы едва проскочили по краю набережной и побежали к Неве-Москве-реке. Как только мы миновали Первый Зимний мост и спрятались за Старый Эрмитаж, стрелять перестали.

  Вначале я думал, что мы повернем к Троицкому мосту, но, похоже, у каменов был другой план. Мы быстро миновали арку Зимней канавки и свернули к Эрмитажному театру, напротив которого стоял плавучий ресторан "Петровский". В этом ресторане мы часто бывали с Россом. У нас даже был свой столик с видом на реку, за которой находилась Петропавловская крепость, и знакомый официант всегда приносил Россу говяжью вырезку.

  Через минуту нас разделили на две группы: меня, врача и пожарника заперли в буфете ресторана, а остальных загнали в трюм. И, кажется, это было лучшим исходом, потому что в какой-то момент мне показалось, что каменам надоело возиться с нами и они были готовый нас расстрелять.

  Как только нас втолкнули в буфетную, пожилой врач устало опустился в кресло времен Людовика Пятнадцатого. Оно даже не скрипнуло. Дело в том, что марсиане, то бишь бывшие земляне, скопировали не только здания, но и их содержимое. Единственного они не могли скопировать - действия времени. Поэтому вся начинка, а ресторан был сделан под Эрмитаж, была вечно новенькой и блестящей.

  -- Вы действительно их союзник? - спросил врач.

  -- Сам не знаю, -- пожал я плечами, выглядывая в иллюминатор. - Пока сижу с вами.

  Кажется, это его не убедило.

  -- Вот как!.. - неопределенно высказался он.

  Меня не покидала мысль о побеге. Окна ресторана выходили на Зимний. Заметно посветлело. Воздух стал прозрачнее. Зато в крыши домов - как следствие сухой бури - с треском били молнии. Вдалеке были видны Дворцовый мост и Ростральные колонны Васильевского, на которых мерцали тревожные огни. В отличие от других районов, Васильевский остров не горел. Порой на его берегу вырастали и медленно опадали столбы взрывов - работала тяжелая артиллерия.

  На первом этаже ресторана располагалась кухня. Вначале надо было спрыгнуть на палубу, где торчали камены в черных плащах, а только оттуда - или на набережную, или в воду. Камены действительно походили на черных ангелов. Наверное, они сделали это специально, чтобы не отличаться от союзников.

  -- Но если вы их союзник, то можете объяснить, пожалуйста, что происходит?

  -- Очень похоже, что над городом сбили базу астросов, -- сказал я, обнаруживая на стойке початую бутылку водки. - Но как и зачем, не знаю.

  Я налил себе рюмку и выпил, не почувствовав вкуса. Такое было со мной второй раз в жизни. Впервые я не ощутил вкуса алкоголя на Земле, когда обнаружил, что Леха -- хлыст и у него выросли клыки. Теперь все мои опасения показались мне смешными, а воспоминания -- самыми родными. Я едва не прослезился. Оказывается, я любил Землю не меньше, чем Марс, может быть, даже больше, но никогда не признавался себе в этом.

  -- Какой же вы тогда союзник, -- рассмеялся пожарник, присоединяясь ко мне.

  Он поступил проще: опрокинул бутылку донышком вверх и влил себе в горло водку, как в воронку.

  -- Вот так! - сказал он поставив бутылку на стойку.

  Наверное, он пытался удивить меня.

  Я и сам ломал голову. Интересно, за кого меня принимают и кем был комиссар Ё-моё? Большой шишкой у каменов? Недаром у него такой чудесный пропуск. Сбить же базу астросов - это все равно что сбить солнце или ткнуть в него ракетой. Оба варианта исключались по определению. Правда, Кагалма существовала реально. И бог его знает, чего еще я не знал в этом мире. Вдруг земляне обладают супероружием? А мне и в невдомек. Да и кому надо сбивать базы астросов -- астросы нейтральны тысячи лет. Надо быть полным идиотом, чтобы с ними ссориться. Правда, с другой стороны, если до восстания в земном Санкт-Петербурге астросы избегали контактов с землянами и марсианами, то теперь они, хотя явно и не выступили на стороне каменов, то по крайней мере демонстрировали свое присутствие в виде гигантского салюта.

  Я свернул пробку другой бутылке и подергал окно. Оно было плотно закрыто. Из нас троих врач явно не сможет выбраться наружу.

  -- Так это мы по астросам лупанули! - воскликнул пожарник. - То-то я гляжу жарко горит.

  -- А эти?.. - врач кивнул на дверь.

  -- Камены? Черт их знает... -- сказал я, делая большой глоток. - Я с ними знаком лишь по газетам.

  -- Вы живых астросов видели... -- с неприязнью догадался пожарник.

  -- Видел, -- скромного сознался я.

  -- Какие они?

  Я почему-то решил, что он на меня бросится. Был он здоров и крепок. Глубоко сидящие глаза на большом черепе и развитые надбровные дуги придавали ему угрюмый и немного зверский вид. Почему-то в моем представлении все пожарники должны были быть именно такими.

  -- Прозрачные, как... -- я не сразу нашел сравнение, -- как бутылка...

  Пожарник недоверчиво посмотрел на меня. Я отвернулся, не намериваясь убеждать кого-либо в своих словах.

  -- Выходит, они готовились, -- удрученно сказал врач, покосившись на пожарника.

  -- Выходит... -- согласился я. - Только как-то все странно. Кто мог сбить базу?

  -- А чего странного! - горячо воскликнул пожарник. - Власть захватывают: почту и телеграф, и как его там - городское собрание!

  В общем-то, он был прав. Только для пожарника слишком образован, чтобы совершать экскурс в историю Земли.

  -- Книжки читаю... -- пояснил пожарник на мой удивленный взгляд.

  -- А я думал, вы их ядовитым керосином, -- с иронией признался врач.

  -- Ну почему же, -- обиделся пожарник. - Рэя Брэдбери я тоже читал.

  -- Понятно, -- разочарованно отозвался врач из своего кресла.

  И я почувствовал, что он недоволен собой -- прежде всего тем, что не удержался от спора.

  -- У меня несистемное образование, -- признался пожарник.

  -- А зачем мы нужны им? - снова спросил врач, обращаясь ко мне.

  Я не успел ответить. Да и что можно было ответить, если все было очевидно: банальная разборка на уровне цивилизаций. И еще было очевидно, что врач ничего не понимает и боится. Я тоже боялся, хотя все, ну почти все понимал.

  -- А затем, что они выполняют приказы, -- снова вмешался в разговор пожарник.

  -- Я тоже так думаю, -- согласился я.

  -- Значит, все спланировано, -- сокрушился врач.

  -- Спланировано, -- согласился я. - Похоже, это война. Вы бежать сможете? - я дернул что есть силы и распахнул окно.

  Камен, стоящий у трапа, посмотрел в мою сторону. Я отпрянул.

  Пожарник, сказал выглянув в другое окно:

  -- Не заметил...

  -- В юности я борьбой занимался, -- сказал врач, -- кое-какая сноровка еще осталась.

  -- Да вы не волнуйтесь... -- сказал я, снова выглядывая в окно, -- профессия у вас самая мирная...

  В этот момент со стороны Эрмитажа появились люди. С такого расстояния трудно было определить, кто они такие. По ним стреляли со стрелки. Двое упали, а третий почти добежал. Последние два шага он сделал, как пьяный, а потом тоже упал. Это был камен.

  -- Боже!.. - прошептал врач, отшатываясь от окна.

  Но дело стрельбой не кончилось. Там, где начинался Дворцовый мост, появилось темное пятно. Оно увеличивалось в размерах и постепенно приобрело ясные очертания. Эта была неумелая атака: впереди ползла боевая машина, а за ней перебежками мелькала пехота. Крохотные вспышки со стороны пехоты и более крупные из пушки возвестили о том, что по нам стреляют. "Бум-бум-бум-м..." -- била пушка. "Т-р-р... т-р-р... т-р-р..." -- трещали штурмовые автоматы.

  -- Нас спасут!.. - обрадовался врач.

  Пожарный только хмыкнул. Я еще раз удивился тому, что пожарный хорошо осведомлен в тактике пехоты и скептически относился к атаке федеральных марсианских войск.

  Тут началось. Очередь попала в буфетную стойку. Вторая разнесла люстру под потолком. Я плюхнулся на пол в смесь водки всех сортов, ликеров и вин. На голову сыпались осколки иллюминаторов, окон, бутылок и зеркал. Буфет вмиг превратился в сито. Грохот стоял не меньше, чем в высотке. Стоило ли покидать ее, чтобы дать себя убить в плавучем ресторане "Петровский"?

  Когда я осмелился приподнять голову, то увидел залитого портвейном врача, который, мыча от страха, полз из одного угла в другой.

  -- Не двигайтесь! - крикнул я.

  Но по-моему, он не услышал. От пуль нас спасало то, что пол буфета лежал на толстых балках, такие же балки окольцовывали его по периметру на высоте сантиметров двадцать. Но это, учитывая, что стреляли под углом, оказалось достаточной защитой от пуль. Что касается снарядов, то они с легкостью прошивали крышу буфета и третий этаж, где находился зал ресторана. Если бы нас заперли там, то шансы на выживание у нас были бы нулевые.

  Почему федералы не зашли со стороны Эрмитажа и театра, для меня осталось загадкой. Атаки с носа было ошибкой - ведь они не могли нанести каменам большого урона. Через минуту федералы перенесли огонь на первый этаж и фасад ресторана, и я рискнул выглянуть. Благо теперь не надо было открывать окна - вся носовая часть буфета была в больших и маленьких дырах.

  Наконец я увидел действие бластера БК. Как только боевая машина доползла то того места, где в реку спускалась широкая лестница и где друг на друга смотрели сфинксы - жалкие копии из ржавого марсианского гранита, тонкий белый луч пронзил нападающих. Одновременно раздался такой свистящий звук: "Буф-ф-ф...", словно лопнул автомобильный скат. Первый взрыв, конечно, не шел ни в какой сравнение с катастрофой над городом, но часть набережной и фасада Эрмитажа там, где был вход, превратились в груду камней. А от атакующих вообще ничего не осталось. В боевой машине начали взрываться боеприпасы. Периодически она окутывалась дымом, и во все стороны летели огненные осколки и сыпались искры. Когда рассеялся дым и осела пыль, мы увидели только горящий остов боевой машины и крохотные чадящие кучки того, что было людьми.

   Некоторое время мы оторопело молчали. Первым опомнился врач.

  -- Значит, не все так плохо, значит, есть кому навести порядок... -- заключил он, как ни в чем ни бывало поднимаясь и отряхивая брюки и пиджак, на которых проступали пятна от всех тех напитков, которые находились в буфете.

  -- Ага... -- сказал я с иронией, думая о том, что у каменов не все ладится, раз они подвергаются обстрелу.

  -- Не захватили они власть, -- радостно заключил пожарник. - Не смогли!

  -- Какая нам разница, -- сказал я, обнаруживая на буфетной полке уцелевшую бутылку коньяка. Кажется, это был марсианский "арарат". -- Будете? - спросил я у врача.

  -- Буду, -- кивнул он.

  -- Что значит, какая разница?! - гневно спросил пожарник.

  -- А то значит, -- я спокойно посмотрел на него, -- что нас убьют прежде, чем мы узнаем истинную картину.

  -- И то правда... -- неожиданно согласился врач.

  Он понимал меня лучше, чем пожарник, но пожарник был не так прост, как казалось. Я не мог сразу понять.

  В этот момент дверь буфетной со скрипом распахнулась и черномазый камен с русской фамилией Соломатин сказал:

  -- Старик, выходи!

  -- Налейте мне напоследок... -- попросил врач и, выпив, сказал: -- Надеюсь, еще увидимся.

  Мы остались вдвоем с пожарником. Он спешил напиться.

  -- Если придет один, я брошусь на него...

  -- Тогда не следует пить, -- сказал я с иронией.

  -- Я его голыми руками задушу...

  Он пил коньяк странным способом: вначале полоскал рот, потом процеживал сквозь зубы, только потом делал медленный глоток. Эта его странная манера привела к естественным результатам. Он стал засыпать. Хорошо хоть не полез драться. Несколько раз он вздрагивал, как лошадь, и таращил глаза. Последнее, что я от него услышал, была фраза:

  -- Вы специально меня напоили...

  Он упал лицом на прострелянную стойку и захрапел.

  И тут пришли за мной.

  -- Выходи...

  Соломатин повел меня на корму, где за кухней размещался большой зал и где у нас с Россом всегда был заказан столик с видом на Петропавловскую крепость. Знакомый сержант распорядился:

  -- Садитесь. У нас к вам дело.

  -- А где доктор? - спросил я, оглядываясь.

  Окна со стороны набережной были заложены мешками с песком. Все, что осталось целым: столы и стулья, было свалено у противоположной стены.

  -- Раненых осматривает, -- пояснил камен.

  Из кухни доносились мужские и женские голоса. Там гуляли.

  -- Да тише вы! - крикнул сержант.

  Камен выглянул и закрыл дверь.

  -- Кто устроил заварушку? - спросил я.

  -- Не знаю, -- пожал плечами сержант. - Мое дело маленькое.

  -- А этот взрыв? - допытывался я.

  Он развел руками.

  -- Понятно... -- вздохнул я.

  -- Мы передали ваши данные в штаб. С вами хотят встретиться.

  -- Кто? - удивился я.

  -- Представитель союзников. У него все выясните. Сейчас они прилетят. Хотите выпить?

  -- Водки и что-нибудь поесть.

  Он показал на стол. Я сел, выпил полстакана водки и съел несколько консервированных сардин в масле. Алкоголь не действовал. Он был неэффективен, как вода. Это была реакция после нескольких лет воздержания.

  -- Должен принести свои извинения, -- сказал сержант, -- я не знал, что вы большая шишка.

  -- Шишка... -- важно согласился я, макая хлеб в масло и цепляя вилкой сардину.

  -- Хорошо, нас специально инструктировали насчет союзников.

  -- Какая у вас задача? - спросил я, наливая себе еще водки и чувствуя, как ко мне возвращаются силы.

  -- Мы всего лишь одна из пятисот групп. Отвечаем за это район.

  -- А что будет с людьми в трюме?

  -- Еще раз проверим и после всей заварушки выпустим.

  Врет, понял я. Люди им без надобности. Иллюзия порядка. Отговорка для прессы.

  -- А политическая задача?

  -- Ну это очень просто - захват власти и ее удержание.

  Опять врет, подумал я. Продадите со зла планету все тем же астросам или их врагам. Должны же существовать у астросов враги?!

  -- А астросы?

  -- Астросы еще себя никак не проявили, -- поморщившись, сказал сержант. - С минуты на минуту ждем, когда они нас поддержат. Вот я как раз и хотел у вас узнать.

  -- Документы и телефон вернете, - попросил я, игнорируя его вопрос.

  -- Ах, да!.. - воскликнул сержант. - Соломатин!

  Соломатин куда-то сбегал и принес мои вещи. Я едва не поблагодарил его, но взглянув на его черную морду, чуть не поперхнулся - все-таки на Марсе негров было мало, и я к ним не привык, хотя сам когда-то, точнее на Земле, был черным, но мой великолепный загар пропал через пару месяцев после того, как я вернулся на Марс.

  -- Денег было больше, -- сказал я, показывая сержанту портмоне.

  -- Ну извините!.. - развел он руками, давая понять, что воровство соответствует политическому моменту.

  -- А зачем вам пожарник? - спросил я, включая телефон.

  На мониторе высветилось сразу десяток сообщений. Два от Катажины, три от Полины, остальные от Лехи и одно от... Луки. Его наглая физиономия возникла на экране, как напоминание о бренности мира. Странно, что за два года Лука совершенно не изменился, словно мы расстались вчера. Ало-красная "карапуза" была надвинута на брови, а тараканьи усы грозно шевелились. У меня даже возникло ощущение, что он жив - настолько Лука был реален. Но я-то знал, что это всего лишь следствие электроники. Даже голос теперь принадлежал не Луке, а синтезатору.

  Оказывается, о пожарнике забыли, хотя камены и отнеслись к нему с подозрением и явно хотели расстрелять вместе со всеми.

  -- Хороший парень, -- подсказал я, открывая письмо Луки.

  -- Ладно, -- согласился сержант. -- Приведи его сюда, -- приказал он Соломатину.

  Лука просил о встрече в двенадцать. Но отправил сообщение в половине двенадцать, то есть минут за тридцать до своей смерти. Я не мог точно сказать, во сколько рухнула высотка. Выходит, Лука послал сообщение из соседнего помещения в редакции, когда я беседовал с Юрой Дронским. В этот момент я, конечно, телефон выключил. И совершенно не помнил, было ли сообщение от Луки, когда я просматривал новости, находясь в угловом доме на Солянке. Кажется, я тогда даже не посмотрел письма. Непростительная небрежность. Впрочем, почему небрежность? Я обознался. Лука мертв. Это совершенно очевидно. Но почему я тогда злюсь на самого себя?! Лука мертв! Точка! Но даже если он мертв, его причастность к катастрофе становилась для меня все более очевидной. Ведь до сегодняшнего дня о Луке вообще не было ни слуха ни духа.

  В этот момент началась пальба. И очень серьезная. Сержант схватил свой бластер БК и побежал стрелять. "Буф-ф-ф...", потом еще раз: "Буф-ф-ф... и еще раз: "Буф-ф-ф..." работал бластер. Он работал так, потому что после каждого выстрела следовала секундная задержка, в течение которой бластер БК перезаряжался с таким звуком, словно в гигантскую воронку засасывалась вода. Соломатин и еще двое черномазых каменов строчили из своих пулеметов. На пол градом сыпались гильзы.

  С бутылкой в руках я пополз в самый дальний угол, где по моим расчетам можно было спокойно допить водку. Я не желал участвовать в войне. Мне претила она еще на Земле. Я видел, как умирали мои друзья, и мне не хотелось повторять все заново. Не проходило дня, чтобы я не вспомнил Мирона Павличко. Иногда я сожалел, что выстрелил ему в голову, иногда нет. Иногда я думал, что лучше бы он остался черным ангелом -- был бы своим среди врагов, но это не меняло сути дела - в войну я больше не хотел играть ни при каких обстоятельствах.

  На этот раз федералы взялись за дело основательно. Ресторан несколько раз основательно тряхнула. Мне показалось, что корму стало разворачивать по течению.

  Не успел я доползти до намеченного убежища, как раздался такой звук, словно кто-то что есть мочи рванул на груди рубашку, только так громко, что заложило уши. Я почувствовал, что меня приподнимает, а потом вминает в груду стульев и столов. Это длилось целую вечность. Головой я разбил пару столов и три стула. Сломал бы больше, но уперся в ступеньку подиума, которую только слегка погнул. Когда же взглянул вверх, то обнаружил, что крышу сорвало и что она стоит дыбом, покачиваясь, как крышка унитаза. Я вжался в пол. Если бы крыша упала внутрь, она бы раздавила меня, как таракана. В следующее мгновение она с грохотом рухнула в Неву-Москву-реку. Стрельба, достигшая кульминации, вдруг прекратилась. Я услышал, как о борт плещутся волны. Потом раздался знакомый звук, и в поле моего зрения вплыл желтый "гирвас". С одной стороны на меня глядел юмон Сорок пятый, с другой - мордатый комиссар Ё-моё. Оба, как близнецы, и оба скалились. С чего бы? У нас было шапочное знакомство. Мы даже не пили вместе. Комиссар крикнул:

  -- Сейчас... вытащим!.. не волнуйтесь...

  Словно я находился в опасности, а они явились, чтобы выручить меня из неприятного положения. По этой причине мне совершенно не хотелось общаться с комиссаром Ё-моё, и я, плохо соображая, что делаю, пополз в противоположную сторону - к кухне, где еще была цела крыша. На какое-то мгновение "гирвас" скрылся в направлении Петропавловской крепости, и вдруг появился так низко, что я различил на днище заклепки. Юмон изготовился к прыжку. Я еще не дополз до намеченной цели и метнул в него то, что оказалось под рукой. В данном случае это оказалась пустая бутылка из-под водки. И разумеется, промазал. А жаль!

  Сорок пятый осклабился - у него были клыки, как у хлыстов - больше только у моего Росса.

  -- Не бойся! - крикнул, высовываясь из кабины, комиссар Ё-моё. - Ты нам нужен! Ё-моё!

  Гильзы с сухим звуком перекатывались по полу. Воняло сгоревшим порохом и алкоголем, который впитался в мою одежду. Я полз дальше. Ткнулся во что-то мягкое и никак не мог преодолеть препятствие. Наконец сообразил, что это мертвый сержант. Его бластер БК, залитый кровью, валялся среди разбросанных мешков с песком. Я схватил бластер. Кровь показалась мне еще теплой.

  -- А это... это ты видел! - я размахивал бластером БК, как дубиной, целясь куда-то между созвездиями Бетта-Панторис и Стрельцом.

  Вряд ли я был способен выстрелить. Но как ни странно подобной демонстрации оказалось достаточно. У комиссара Ё-моё сделалось испуганное лицо. Он стал дергаться. "Гирвас" рвану вверх и пропал за чернеющей кромкой ресторации. При этом юмон едва не вывалился из кабины, чем, кажется, кого-то очень развеселил.

  -- Молодец! - похвалил меня кто-то, хихикая.

  Я оглянулся. Пожарник показывал большой палец. Его обычно угрюмое лица на этот раз выражало неподдельный радость.

  -- Ха!.. -- криво улыбался я, давая понять, что я еще и не на такое способен.

  Меня водило из стороны в сторону, как пьяного. Было такое ощущение, что в районе поясницы у меня появился лишний сустав, а голова болтается на веревках.

  -- Сейчас мы нашим сигнал подадим, -- сказал пожарник, суетливо подползая на коленях, как младенец в ползунках, которому надо облегчиться.

  -- А я думал, тебя убило... -- признался я, облокачиваясь о мешок и обретая какое-то равновесие.

  Он остановился и засмеялся.

  -- Еще пуля не отлита... -- и снова пополз куда-то в угол точно так же, как давеча ползал врач.

  Только теперь я понял, что контужен. Слова долетали, как из пустыни, а в голове что-то гудело и тикало. Кроме этого меня тошнило. Только не от водки, думал я. От водки не бывает. От Катажининых пирожков бывает, а от водки не бывает. Даже от несвежей. Дело в том, что Катажина вообще не умела готовить. Абсолютно! Ничего кроме яичницы. Еще она умела откупоривать пивные бутылки и посыпать клубнику сахаром. Зато она была возвышенной натурой и имела большую грудь. Одно воспоминание о которой приводило меня в боевую стойку. Правда, в нынешнем состоянии я вряд ли был на что-то способен - меня просто выворачивало и на душе было паскудно.

  Все это время я снова слышал звук "гирваса". На этот раз он сделал заход вдоль набережной, и когда расстояние сократилось метров до двадцати, юмон высунулся из кабины и выстрелил из полицейского нейтрализатора -- глушителя мыслей -- белесыми шарами: "Бах-бах-бах..." Как новогодние хлопушки. Безобидные на вид. Но только на первый взгляд. По мере приближения белесо-голубоватые шары увеличивались в размере и заполняли все пространство. Они не убивали и не калечили. Их действие было основано на резонансе квазипсихической энергии нейронов очень узкого спектра действия. Прежде всего отключалась подкорка, потом - средний мозг, расслаблялась гладкая мускулатура, человек обделывался и засыпал. Мы с пожарным вжались в стенки ресторана. Но это не спасло. Я почувствовал запах ночной фиалки и провалился в какое-то странное состояние - в гипнотические галлюцинации или сон наяву, в котором не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

  Почаще бы в меня так стреляли, потому что мне наконец приоткрылась тайна пропавшего понедельника: оказывается, они меня использовали - Леха Круглов и Рем Понтегера. И никаким Леха пьяным не был. Просто придуривался, чтобы заставить меня испугаться, спонтанно изменить время и покинут пресловутый бабон. Очень дальновидный план. К тому же в эту историю был замешан комиссар Ё-моё. Не говоря уже о рогатом юмоне -- Сорок пять, хотя, конечно, он ничего не соображал. Что взять с суррогатного человека? Меня охватил праведный гнев - Леха оказался сволочью!

  Одновременно, словно посторонний человек, я наблюдал, как юмон, торжествуя, ловко спускается по тросу. Из-за рожек на голове шлем у него болтался и налезал на глаза. Сорок пятый его периодически поправлял. На спине юмона аршинными цифрами было начертано - 45. Я почему-то со злорадством вспомнил, что на самом деле его зовут не Сорок пятым, а Дураконом.

  Он уже ступил на пол зала, когда раздался страшный грохот. Корму ресторана подбросило. Юмона оказался совсем радом. Мало того, мы летели в одном направлении и были счастливы. Я улыбался ему. Он улыбался мне. Мы кувыркались, как кегли. Шлем он тут же потерял и протягивал ко мне свои предательские, гадкие ручки с холодными, как у смерти, пальцами. Но наступил момент, когда Сорок пятый дернулся и остановился. А я продолжал движение - подо мной мелькали волны Невы-Москвы-реки, а надо мной раскрылось голубоватое марсианское небо, в котором крутилась далекая Земля. Юмон рывком перевернуло через голову. Ему что-то мешало. Это был длинный, тонкий фал, который подобно липкой паутине, притянул его к комиссару Ё-моё. Издалека "гирвас" выглядел не больше спичечного коробка. Сорок пятый нехотя полетел назад. Его лицо выражало недоумение. Наконец он угодил в брюхо "гирвасу". Раздался хлопок, крик: "Хозяин, я больше не буду!..", и "гирвас" пропал из моего поля зрения. Я продолжал полет, но теперь не так уверенно, потому что падал. Вернее, мне казалось, что я падаю. На самом деле, я глядел вверх. Поверхность реки горела, а здесь внизу было светло, как на небесах. Никогда не думал, что воды Невы-Москвы-реки могут быть такими прозрачными. Мне даже захотелось сделать вдох. Каждая секунда тянулась, как вечность. Чисто инстинктивно я поплыл куда-то туда - в глубину, где было не очень ярко. Я плыл так долго, что по моим расчетам переплыл реку и два океана, но когда взглянул наверх, то увидел все те же огни и отблески пламени, которые плясали на волне.

  Я тонул. Мне было приятно.

  Когда решался вопрос о всемирной Столице, долго спорили о Петропавловской крепости. Некоторые из политиков считали, что на ее месте надо разместить Белый дом и набережную. Потом построили крепость, а на шпиле поместили трубящего Михаила-архангела. Это было единственное отличие от земного оригинала. Правда, Шемякинского Петра Первого увеличили в полтора раза, чтобы его гипертрофированное уродство - пальцы и прочее -- не так бросалось в глаза, да брусчатку за неимением соответствующего гранита, заменили на искусственную розовую, что придавало площади несколько легкомысленный вид, к чему горожане быстро привыкли. К тому же в хмурые осенние дни розоватый цвет освежал низкобегущие облака, а легкие дожди осветлял краски.

  Что касается пляжа, его воспроизвели с точностью до песчинки за исключением цвета, конечно (марсианский песок был медно-красный из-за большего содержания окислов железа и меди), и даже темную полосу на водомерной рейке, хотя, разумеется, в марсианском Санкт-Петербургской части города никаких потопов никогда не было.

  Вот напротив этой рейкой я и очутился. Проклятые шитики обсосали мне все ноги. Стоило шевельнуться, как они бросились в рассыпную, оставляя на песке и в воде характерные следы испуга в виде кучек кала. Подобными кучками был заполнен весь пляж. Если бы Юра Дронский с таким же усердием заботился о городской форме местной фауны. Городские шитики были серыми и невзрачными, как земные воробьи. Среди них выделялся трехрогий бородавочник, как ворона среди голубей. Предположительно, на пляже шитики рыли ходы в песке. Они также поселились и на городских свалках. Надо отдать должное, шитики прекрасно приспособились к гранитным набережным и асфальтовому покрытию, тем самым демонстрируя универсальность марсианской жизни и придавая Столице мира неповторимы колорит. А ведь шитики были единственными эндемиками Марса. Как они размножались и чем питались, до сих пор не было известно. Наверное, утопленниками вроде меня. А в пустынях? Наверное, многоженцами и пьяницами. Но это уже был сложный вопрос.

  Рассуждая на эту тему, я чувствовал, как меня беспардонно тащат за шиворот под защиту крепостных стен. Я все еще находился под воздействием нейтрализатора, то есть глушителя мыслей, и плохо соображал. Кто-то очень сильный приподнял и посадил меня, припечатав спиной в крепости. Наконец я разглядел: это был пожарник.

  -- При... при... прив-е-е-еет... -- выговорил я с третьей попытки.

  У одного из нас сил оказалось больше. Пожарник к тому же был все еще таким пьяным, что только сопел от натуги, и как только совершил свой подвиг, упал на песок и захрапел. Рядом с ним валялся сержантский бластер БК. Я подивился на бычье здоровье пожарника и посмотрел на реку. Река горела. Баржа горела, дрейфуя в сторону Дворцового моста, ее корма возвышалась над водой. Я вяло подумал, что там много людей и что глушитель мыслей оказался неэффективным. Одно из двух: то ли нас спасло то, что мы были пьяными, то ли нейтрализатор был просроченным. А вот если бы мы были трезвыми или нейтрализатор не был бы просроченным, комиссар Ё-моё праздновал бы победу.

  Что-то изменилось в характере города. Я вначале не понял, что именно, а потом - отсутствовал золотой купол Иссакия и шпиль Адмиралтейства. Жаль, я любил этот город и уже привык к его очертаниям.

  В этот момент зазвонил телефон. Подспудно я давно ждал звонка. Сигнал пришел без видеосопровождения - на экране сплошная чехарда помех.

  -- Вик! Вик! - услышал я.

  В особо волнительные момента и в постели Катажина называла меня Виком.

  -- Вик! Вик! - кричала она. - Они повсюду!

  Голос Катажины становился то громким, то превращался в комариный писк.

  -- Кто?! - спросил я, испытывая тревожный холодок в груди.

  -- Эти чудища в черных капюшонах. На дороге, и в лесу!

  -- Кто-кто?

  -- Я же говорю...

  -- Закрой двери и окна и не выходи! - прокричал я, прижимая трубу так сильно, что готов был расплющить собственное ухо.

  -- Ты спасешь меня?

  -- Что?..

  -- Спасешь...

  -- Сделай так, как я тебе сказал, и никому не открывая дверь!

  -- Вик! Вик! Они умеют летать!

  -- Что?

  -- Летают...

  -- Ничего не бойся! Это всего-навсего черные ангелы.

  -- О боже!.. - воскликнула она тогда.

  -- Что?..

  -- Боже!..

  В свое время я имел глупость рассказать Катажине о своих приключениях на Земле. Не скрою, я делал это намеренно, каждый раз придумывая новые подробности - после этого Катажина отдавалась мне особенно трепетно. Я не раз использовал этот прием в корыстных целях, сублимируя в лице Катажины в отношении всех женщин Марса и Земли.

  Из всего этого вышел большой казус - Катажина верила в меня, как в Бога, и мне трудно было поддерживать свой имидж во всех качествах, хотя до поры до времени я более-менее успешно справлялся с этой задачей. Но даже я сам понимал, что подобное положение вещей рано или поздно чревато потерей авторитета.

  Теперь же я должен был в соответствии с обстоятельствами спасти Катажину Фигуру и свое лицо. Но я был далеко, к тому же пьяный и мокрый, как бездомная собака.

  -- Спрячься в подвале! - крикнул я, и связь оборвалась.

  Не думаю, что Катажине реально что-то грозило. Однако она была истой женщиной и я приучил ее к мысли, что без меня она ни с чем не справится. Признаюсь, мне это нравилось. Но сейчас было военное время и совсем другая обстановка.

  Я хотел еще позвонить Полине Кутеповой, Лехе, посмотреть всемирные новости, и вообще отвлечься, но услышал выстрелы. Били минометы. Залп за залпом. Судя по всему, батарея находилась прямо за Екатерининской куртиной. Вначале раздавался хлопок, потом звук летящей мины. А взрыва я не слышал. Минометов было четыре. Иногда они стреляли не синхронно, а как бог на душу положит.

  -- Слышишь... -- я слегка пнул пожарника.

  -- М-м-м... -- отозвался он.

  Снова ударили минометы, и мины полетели с шипением.

  -- Вставай! - потребовал я, сам с трудом принимая вертикальное положение.

  На этот раз пожарник даже не отозвался. Пришлось его как следует встряхнуть. Он только брыкался.

  -- Ну ладно, как хочешь... -- сказал я. - Там наших бьют.

  -- Где? - спросил он, заплетающимся языком.

  -- Там... -- показал я на крепостную стену.

  Пожарник открыл глаза и с третьей попытки сел. В нем был развит инстинкт толпы. И еще он был патриотом Марса.

  Пока я очищал бластер БК от песка и разбирался с прицелом, пожарник протопал к воде и освежился.

  -- Чертовы камены! - выругался он, стоя по щиколотку в воде.

  При виде мелких волн с белыми гребешками я вдруг понял, почему мне дискомфортно - я замерз. Октябрь - это не лучший месяц для купания. Мои руки посинели, а уши стали холодными. В карманах куртки хлюпала вода. Я снял туфли и выжал носки. Надо был б выжать и джинсы, но при всем моем желании я не мог их с себя стянуть - просто сил не было.

  -- Пошли! - решительно сказал пожарник, забирая у меня бластер БК. - Сейчас разберемся.

  Я подивился его энтузиазму и двинул следом. Лично мой энтузиазм давно поубавился, а силы куда-то делись. Со стороны, должно быть, мы выглядели комично: двое изрядно грязных и мокрых мужчин крались зигзагами, как пьяные ежики.

  Как только мы прошли Екатерининские ворота, перед нами открылась следующая картина: батарея располагалась перед Ботным домиком. За деревьями, которые уже начали терять листву, хорошо были видны расчеты, зеленые ящики с минами и камен, который хриплым голосом выкрикивал команды: "Заряжай!" Но получалось плохо - все четыре миномета стреляли вразнобой, словно все расчеты поголовно, как и мы с пожарником, были пьяны.

  Над памятником Петра Великого была растянута маскировочная сеть. Под ней сидел камен и что-то твердил в трубу: "Бу-бу-бу..."

  Мы сразу поняли, куда он метит - в Красную площадь. Отсюда до нее было не больше двух километров. Учитывая, что шестидесятидвухмилиимитровый миномет мог закинуть мину на расстоянии до пяти километров, со своей задачей батарея справлялась легко. Минометы перекидывали мины через Софийскую и Кремлевскую набережные, через Васильевский спуск и жилые кварталы. Не знаю, выгорели ли они в результате катастрофы или нет, но расчет каменов был точен - кто будет искать батарею под носом, то есть на Заячьем острове.

  -- Сейчас мы тебе устроим! - заявил пожарник и с уверенным видом направился к Комендантскому дому.

   Пожарник стремился занять позицию таким образом, чтобы оказаться на одной линии с минометами. С этой задачей он справился прекрасно, потому что стоило ему отойти на десяток шагов, как он тут же пропал среди кустарника и деревьев. Я даже было подумал, что он уснул спьяну.

  Первым выстрелом пожарник снес три из четырех минометов: из ствола бластера вырвался тонкий розовый луч, во все стороны брызнул расплавленный металл. Мощность бластера БК была столь высокой, что пострадал Кавальер - со стороны Никольской куртины появились дым и пыль. Впрочем, дым и так наползал со всех сторон - и из-за реки, и со стороны Красной площади. Ото всюду слышалась стрельба и канонада.

  Однако взрыва боеприпасов не последовало. Камены, застигнутые врасплох, попадали на землю. Трое или четверо из них были ранены или убиты. Остальные замерли, не зная, откуда пришла смерть. Кто-то выл от боли.

  Пожарник снова протяжно выстрелил: "Буф-ф-ф..." Снова взрыва не последовало. Расчеты как лежали, так и остались лежать на брусчатке.

  Один камен, сидящий под сенью Петра Великого, что-то увидел и заорал, вытаскивая свой автомат:

  -- Стреляйте, черти! Стреляйте!

  Пожарника обнаружили. Другой бы на его месте потерял бы голову и ударился бы бежать, но этот пожарник оказался весьма странным пожарником. И вообще, я давно подозревал, что никакой он не пожарник, а в лучшем случае рядовой спецназовец.

  Пожарник не дернулся, даже когда камены заклацали затворами. У него была еще одна секунда. Бластер БК был слишком медленный для реального боя. Зато бил на сто тысяч километров, только какой в этом толк!

  Я крикнул:

  -- Беги! Беги!

  С ужасающим грохотом и шипение бластер БК выстрелил еще раз: "Буф-ф-ф..." Взрыва снова не последовало.

  Пожарник бросил бластер БК и кинулся со всех ног, но поскользнулся, набирая скорость. Это спасло ему жизнь. Вместо него очереди попали в камена, занявшего позицию под памятником Петра Великого.

  После этого началась беспорядочная стрельба. Камены палили во все стороны и во все, что движется. Я тоже побежал, страшно разочарованный в том, что пожарник зря рисковал жизнью. И тут рвануло! Ощущение было такое, словно меня кто-то ударил под колени бейсбольной битой. Я рухнул лицом вперед. На секунду взрывы и стрельба стали чем-то далекими и не относящимися непосредственно ко мне. Мне все было безразлично. Я вспомнил Полину и Наташку. Глупо мы расстались. Я очень их любил. Надо было пасть на колени и покаяться во всех существующих и несуществующих грехах. Но я был слишком горд.

  Потом я подумал, что когда разорвана вся душа и остался только дух, очень легко умереть, и очнулся в каком-то каземате. Совсем рядом короткими очередями бил пулемет.

  -- Вот так! Вот так! Получайте! Получайте! - орал пожарник.

  Страшно кружилась голова. Я встал на карачки, потом, пошатываясь, выпрямился и выглянул в окно. Площадь, которая то занимала вертикальное положение, то становилась на место, была усыпана телами в черных плащ-накидках. Там, где были минометные позиции, темнели воронки. Сами мы находились, как я понял, в подвале Монетного двора.

  -- Куда! Убьют! - крикнул пожарник.

  Я вовремя, как по огромной дуге, отпрянул -- стена ударила наотмашь, и в голове загудело. Кованную дверь, которая находилась у меня за спиной, разнесло в щепки. Лупили короткими очередями с колокольни.

  -- Чего стоишь, стреляй! - оглянулся пожарник.

  Я поискал, из чего бы, но обнаружил только странный агрегат - не бластер БК, не ах-пуч и не штурмовой автомат, а нечто уродливое - с огромным коробом в том месте, где у обычного автомата была затворная коробка, и со странным, длиннющим прикладом. Даже как такового прицельного устройства не было, а только один огромный набалдашник величиной с кулак - должно быть специально для уравновешивания агрегата. Чтобы поднять его с пола, мне пришлось стать на колени - каземат качался, словно плот на крутой волне, но я уже привык.

  -- Брось! -- крикнул после очереди пожарник. -- Возьми автомат, эта штуковина не работает.

  В каземате повсюду стояли зеленые ящики с оружием. Я подивился на эту роскошь и решил, что нам повезло - как-никак целый арсенал.

  -- Сейчас... -- отозвался я, дернул за какой-то рычаг, нажал на гашетку.

  Взрывной волной меня откинула метра на три, а в стене напротив образовалась дыра величиной с грузовик. Сквозь пыль я разглядел, что там склад армейских коек. Пожарник, отплевываясь, истерически захохотал:

  -- Ха-а-а... Здорово!

  Тогда я поднялся, высунул ствол странного агрегата в окно, закрыл глаза, чтобы меня не качало, как травку, и не отрывал палец от гашетки до тех пор, пока агрегат не перестал дергаться. Собственно, стрелял я секунд пять, не больше. По крайне мере, мне так показалось. Наступила гробовая тишина. Взрывалось только в отдалении. Если до этого в подвал каждую секунду влетало по пуле, а то и две, то теперь можно было спокойно осмотреться. Похоже, я смел Петропавловский собор, а от Ботного домина остались одни воспоминания. Трудно было разглядеть, что стало с главным казначейством и с артиллерийским цейхгаузом. Но, похоже, я их тоже разнес вдребезги.

  -- Вот это оружие! - удивился я, восхищенно разглядывая агрегат. - Почище ах-пучей!

  -- Это нибелунши, -- уверенно сказал, оглядываясь, пожарник.

  -- Что-что? - удивился я.

  -- Оружие гвардейцев черных ангелов.

  -- Откуда ты знаешь? - спросил я, массируя ухо, в котором противно звенело.

  -- А ты посмотри, для каких оно здоровяков.

  И действительно -- мне было крайне неудобно стрелять из нибелунши. Казалось, оно предназначалось для гигантов. Расстояние между прикладом и гашеткой было настолько большим, что я с трудом дотянулся до ее. Правда, при той мощности, которой обладали нибелунши, прицельной стрельбы и не требовалось. Но и отдача была приличной. Только теперь я почувствовал, что почти вывернул себе плечо.

  -- Ладно, пора сваливать, -- скомандовал пожарник, снимая с подоконника пулемет.

  -- Давай поищем аккумулятор к этой штуке, -- предложил я.

  Мы стали рыться в ящиках, но обнаруживали лишь штурмовые автоматы и комплектующие к ним.

  Вдруг раздался низкий, свистящий звук. Мы выглянули в окно. Над крышами Петровской куртины завис "джива" -- боевой аэромобиль каменов. У него был острый, скошенный нос, из-за чего его прозвали аистом, треугольные крылья и подвески с оружием.

  -- Полундра! -- крикнул я и выскочил в коридор.

  Через мгновение следом выскочил пожарник, и мы в два прыжка вознеслись на первый этаж. Нас спасло то, что мы побежали не через Васильевскую куртину, то есть не по прямой, тем самым не попав под разрывы, а свернули на Зотов бастион. И уже было спрятались за его правое крыло, где в сторону города смотрели копии древних пушек из пластмассы, как сзади стали рваться ракеты. "Джива" срубил монетный двор под основание. Разрывы ракет сливались в одно протяжное: "Бух-х-х..." Я даже не успевал их считать. Затем взорвался оружейный склад. Через наши головы в Неву-Москву-реку дождем посыпались куски "древних" стен и тонны земли. Мы вовремя скатились по узкому входу в капонир, который вмиг завалило так, что через амбразуры внутрь насыпалась земля.

  В течение минуты Петропавловскую крепость трясло и качало. Стены и перекрытие капонира подозрительно трещали. На голову сыпался песок.

  Пожарник философски произнес, очищая уши:

  -- Капец... -- и обреченно присел.

  Но перекрытие выдержало. Землетрясение прекратилось. Пожарник в ожидании улыбнулся -- больше не качало и не трясло. Мы прислушались. "Джива" не гудел, только где-то в отдалении, похоже, за рекой слышались глухие выстрелы.

  -- Если это вся война, -- сказал пожарник с сожалением, -- то нам здорово повезло.

  Я развел руками. Оказалось, что все это время я тащил с тобой ненужный теперь нибелунши.

  -- Черт! - я бросил его в сердцах на землю.

  -- Не спеши, -- сказал пожарник, поднимая нибелунши. - Похоже, эта штука от него, -- и, порывшись в карманах, достал обойму. -- В последний момент нашел.

  -- Точно! -- обрадовался я.

  Он перезарядил нибелунши. В глубине его что-то щелкнуло, а справа на кожухе появился контрольный огонек.

  -- Слушай, ты ведь не пожарник, -- сказал я.

  -- Не пожарник, -- хитро признался он.

  -- А кто? - спросил я.

  Пожарник поморщился:

  -- Не положено говорить, но теперь уже все равно.

  -- Ну да... -- облегчил я его душу, не понимая, куда он клонит.

  -- Спецслужба.

  -- Метаполиция? - спросил я.

  -- В общем, да, -- нехотя признался он.

  По выражению его лица я понял, что он врет. Его, наверное, учили врать всегда и везде. Недаром в нем чувствовался изъян, как червоточина в яблоке.

  -- По мою душу пришел?

  -- Мне поручено тебя задержать, -- признался он так, словно ему было страшно неудобно, и инстинктивно повел стволом нибелунши в мою сторону, хотя применять это оружие, как и бластер БК, в замкнутом пространстве было смерти подобно.

  -- Когда? - спросил я, понимая на уровне подкорки, что влип.

  -- Нет, нет... совершенно случайно, -- он показал на ухо. И я понял, что у него там приемопередатчик типа "ракушки". - Еще в там... в доме. На тебя и собаку пришла наводка.

  -- Понятно, -- сказал я. -- Новости какие-нибудь есть?

  -- Н-н-н... -- покачал он головой, улыбаясь безоблачно, как младенец. - Как только мы попали на баржу, передачи прекратились.

  -- Плохо дело, -- вздохнул я. - Думаешь, центр взяли?

  Мне даже не хотелось думать, что захвачен Кремль и командные пункты по всей стране.

  -- Черт его знает, -- отозвался пожарник. - Кстати, меня зовут Виктором Ханыковым.

  Я тоже представился. Мы разговорились мирно -- как молочные братья. У нас даже оказались общие знакомые - например, начальник информационной службы полиции.

  -- А мне сказали, что ты опасен, -- расчувствовался Виктор Ханыков.

  -- Ха-ха... -- коротко рассмеялся я. - Если бы все были такими опасными...

  -- Это точно, -- согласился Виктор Ханыков. - Но пора выбираться.

  Мы попытались было откопать вход к капонир, но, когда наткнулись на зубцы, которые были выворочены из парапета Зотова бастиона, то поняли, что копать надо в другом месте. К счастью, часть энергии взрыва пришлась вдоль правой стороны капонира, и амбразуры были засыпаны лишь отчасти. Минут через десять мы увидели свет, а еще через пять сидели с Виктором Ханыковым на бастионе, вытряхивая землю из волос, и смотрели на крепость, от которой почти ничего не осталось, кроме Екатерининской куртины и бастиона Головкина - гуляй не хочу.

  Из-за пожаров и дыма темнело прямо на глазах. Ночи на Марсе всегда холодные, особенно в октябре - воздух слишком разряжен, чтобы удерживать тепло. Но как ни странно, после всех злоключений и треволнений, одежда на нас оказалась сухой и мы не особенно мерзли.

  Покосившись на Виктора Ханыкова, я достал трубу и позвонил Катажине. Она тут же откликнулась:

  -- Ну ты и сволочь!

  На этот раз, к сожалению, связь оказалась отличной.

  -- Почему?! - неподдельно изумился я.

  -- Потому что твои чернокрылые друзья тоже сволочи!

  -- Катажина, -- сказал я, - будь добра, объясни, что произошло?

  -- Я боюсь, что они меня изнасилуют!

  -- Ха-ха-ха! - рассмеялся я. - Они не делают этого с женщинами. У них другая система размножения.

  На самом деле, я не имел понятия, как размножаются черные ангелы, откуда берутся куколки и могут ли черные ангелы изнасиловать земную женщину. Но что мне оставалось делать? Конечно, я просто приободрил Катажину, не в силах помочь ей на расстоянии.

  -- Успокоил, подлец! - возмутилась она, но уже не так агрессивно.

  -- А где они? - спросил я.

  -- Кто? - осведомилась она менторским голосом.

  -- Ну эти... черные ангелы?..

  Я был очень осторожен и боялся повредить ее психику.

  -- Ходят надо мной!

  -- Как это? - удивился я.

  -- Идиот! Топают по потолку, а я, как дура, сижу в подвале.

  -- Молодец... -- похвалил я ее, представив, какой шум производят черные ангелы своими копытами. Было чего испугаться.

  -- А ты что думал?!

  Катажина Фигура была в своей стихии. Она и из-за меньших проблем могла устроить сцену. А здесь целая толпа ангелов. Я молил бога, чтобы она в результате своих нервов не выкинула какой-нибудь фокус - например, не пошла на штурм своей резиденции с плойкой в руках. Вот черные ангелы удивятся. С нее станется.

  -- Сиди в подвале! Я тебя вытащу!

  -- Ладно, посижу, -- согласилась она. - Но только недолго!

  -- Ну и славно, -- вздохнул я.

  -- Черные ангелы в пригороде, -- сообщил я Виктору Ханыкову, убирая телефон.

  -- Значит, будет с кем воевать! - обрадовался он.

  -- Плакать надо, -- вздохнул я, представляя, что переживает Катажина.

  Он покосился на меня, как на пораженца - видать, я еще больше усугубил свою вину. Ну и черт с ней! После этого я позвонил по очереди Лехе и Полине. У обоих были заблокированы линии. Вообще, со связью творилось что-то неладное. Было такое ощущение, что ее кто-то глушил. А вдруг это результат появления астросов? подумал я. Ведь известно, что астросы могли жить только в сильных магнитных полях, а линейный Марс для них был смерти подобен. Наверное, поэтому они выбрали Землю, где было хоть и относительно слабое, но все же магнитное поле. Правда, марсиане по привычке установили на севере и юге по электромагнитной станции, чтобы использовать земные технологии, но все равно магнитное поле Марса было жалким подобием Земного.

  Лехе я сообщил, где нахожусь и что мне нужен Жора Мамырин (конечно, без подробностей). А Полине - что беспокоюсь за нее и Наташку. Что в общем-то, конечно, было правдой. Я не кривил душой. После стольких лет это было бы глупо.

  -- И куда мы теперь? - спросил я.

  -- Куда? - переспросил Виктор Ханыков. - Сейчас узнаем. - Он отошел на десяток шагов и забубнил, прикрыв правое ухо ладонью: -- Девятый... девятый... отзовись... отзовись... пятый на связи... пятый на связи...

  Спасаться бегством было бессмысленно: слева Кронверкский мост, до которого еще надо было добежать по перепаханному осколками пляжу и по наваленным кучам земли, впереди Нева-Москва-река, позади - чадящие развалины Петропавловской крепости. А ведь меня ждет Катажина, подумал я, даже не представляя, что решит Виктор Ханыков. Как он ловко завладел нибелунши!

  -- В общем так, -- сказал Виктор Ханыков, возвращаясь, -- велено двигать в Солнцево - там меньше разрушений, и вообще...

  Солнцево... Солнцево... Боровское... Боровское... вертелось в голове, Переделкино... Переделкино...

  И вдруг я понял, куда мы двигаем - в "кальпу", точнее, в московский центр. Он и на Земле находился в санатории "Переделкино". Только ведь группа "кальпа" всегда выполняла заказы по проблемным признакам, то есть попросту занималась уничтожением хлыстов и всяких странных и нестранных людей. А ведь я не хлыст! Никогда им не был, и с внутренними органами у меня все в порядке! Хотя как журналист претендую на некоторые странности психического порядка. Значило ли это, что "кальпа" поменяла ориентацию и принялась за простых смертных?

  -- А что мне там делать? - спросил я, хотя вопрос прозвучал, конечно, глупо.

  -- Сам знаешь, -- как-то безжалостно произнес Виктор Ханыков. - Так что топай. Кончилась наша дружба.

  -- Зря... -- сказал я.

  -- Что зря? - спросил Виктор Ханыков как бы между делом.

  -- Зря я тебя спас.

  -- Не старайся, не разжалобишь, -- заверил он меня.

  -- Да уж... -- произнес я.

  -- Ты думаешь, я не знаю, что мне делать. Сдам тебя и займусь каменами. -- Виктор Ханыков многозначительно похлопал по стволу нибелунши. - Топай... -- он ткнул меня в спину.

  Виктор Ханыков хотел сказать, что он не чета мне, что он сильный и смелый, что он пойдет и разделается со всеми каменами, которые попадутся ему на пути.

  -- А меня женщина ждет, -- поведал я Виктору Ханыкову.

  -- Может, тебя отпустят, -- сказал он через мгновение. - Допрос снимут и отпустят.

  -- Может, и отпустят, -- согласился я. - Только ты знаешь, что так не бывает.

  -- Ты на жалость не дави. Видел я твой козырный пропуск. Видел!

  Я хотел рассказать, откуда он у меня, но подумал, что это ничего не даст. Не поверит мне Виктор Ханыков. Не поверит! Только хуже будет - комиссар этот Ё-моё, наверное, большая шишка у каменов или у черных ангелов. Так что гордиться знакомством с ним не имело смысла. К тому же надо будет объяснять, что такое бабон, кто такой Леха, этот Рем Понтегера... И поедет и потянется - хлопот не оберешься. Нет, просто так меня "кальпа" не отпустит. Шкуру спустит, но все выпытает. А потом на всякий случай шлепнет.

  Со стороны Замоскворечья слышались глухие разрывы. Порой небо с той стороны освещалось яркими вспышками. На Выборгской стороне тоже стреляли, но взрывы сопровождались голубоватыми всполохами, которые то становились яркими, то блекли, отбрасывая на тучи мертвенные отблески. Не хотелось думать о худшем, но так могли взрываться только тактические ракеты. Интересно, кто их запускал?

  Ближе -- на Троицком мосту -- периодически велась стрельба. Стреляли с обоих сторон - непонятно кто и зачем - на мосту никого не было. Трассеры, черканув о мостовую, веером уходили в небо или в темнеющие на его фоне купы деревьев. Мы решили, что угоним аэромобиль в зоологическом парке.

  Потом мы увидели вспышку. Яркую, как солнце -- по душу "дживы". Затем над мостами пронеслись, разбрасывая тепловые ловушки, два армейских аэромобиля - "титаны", выкрашенные в стальной цвет неба, и пропали в районе Смольного. На их фюзеляжах в отблесках взрыва блеснули красные звезды. Мне показалось, что одним из них управлял мой друг и однокашник, летчик высшего класса, герой России - Федор Березин по прозвищу Мама ту-ту, с которым, когда он вырывался со службы, мы пили самые разнообразные крепкие напитки и вообще отрывались по полной.

  Он любил напевать детский стишок:

  Мы не будем долго пить -

  Будем денюшку копить.

  Мы накопим рублей пять -

  Выпьем водочки опять.

  Мы опять не будем пить -

  Будем денюшку копить...

  Ну и так далее -- до бесконечности. Из-за этого на трезвую мы с ним обычно долго пререкались, потому что Березин таким странным образом отстаивал право на свободу слова.

  -- Пошли сюда! -- приказал Виктор Ханыков, перелезая через горы земли. - Здорово наши влупили?!

  -- Здорово... -- вяло согласился я. -- А мне еще говорили о гуманности власти... -- вернулся я к своим баранам, полагая, что после увиденного душа сыщика размякнет.

  -- Ха... -- с презрением отозвался Виктор Ханыков, ступая на Кронверкский мост.

  Несомненно, он хотел сказать, что я зря надеюсь.

  -- Ты бы лучше подумал, что следователю расскажешь!

  Мне осталось только вздохнуть. Действительно, все складывалось против меня: бабон с Кагалмой, комиссар со своим понедельником, мои статьи с намеками на войну в астросами... Но это были только цветочки. Дальнейшие события показали, что я не знал и половины того, что происходило на самом деле.

  Не успели мы добраться до середины моста, как неожиданно со стороны протоки вынырнул злополучный "гирвас" с мордатым комиссаром Ё-моё и Сорок пятым юмоном. Наверное, "гирвас" где-то прятался, пережидая заварушку.

  Собственно, деваться было некуда. Мы бросились что есть силы в сторону парка, чтобы было глупее глупого, потому что мост был длинным, как аэродромное поле.

  Почему Виктор Ханыков со всей решительностью и смелостью не выстрелил, я так и не понял. Да и сам я сплоховал - надо было прыгнуть в воду, что ли. Хотя, я думаю, и это было бесполезно.

  На этот раз глушитель мыслей сработал неотвратимо, как гильотина. Дело в том, что мы с Виктором Ханыковым окончательно протрезвели.

  Прежде чем я почувствовал запах фиалок и потерял сознание, раздался восторженный вопль:

  -- Попались, голубчики, ё-моё!..