"Сергей Синякин. Резервация" - читать интересную книгу автора

Он хотел разорвать листы рукописи, но Давид не позволил ему этого
сделать.
Сейчас они вместе сидели за столиком и рядом с ними были Бернгри,
медленно пьянеющий Блох, а на сцене пел полуголый певец в черном кожаном
переднике и в напульсниках, блестящих от множества заклепок.
Низкий густой голос его, звучащий под вкрадчивую музыку, будоражил все
то, что скрывалось в темных закоулках подсознания слушателей.
- Иди ко мне! - пел певец, потрясая сильными и властными руками. Его
грубое лицо было полно мужской силы. - Иди ко мне, и мы достигнем острова
счастья! Хочешь испытать настоящее блаженство? Иди ко мне!
Танцовщица легко присела на колени Давида. Он ощутил острый запах ее
надушенного и напудренного тела, почувствовал желание, и женщина угадала
это, на мгновение прижавшись к мужчине твердой обнаженной грудью.
- Иди ко мне! - прощально загремел па сцене певец, потрясая
бутафорскими цепями. - Иди ко мне, если хочешь проснуться счастливой! Если
ты хочешь быть любимой всегда - иди ко мне!
Танцовщицы начали сходиться к сцене, словно шли на зов неистовствующего
там самца.
- Иди ко мне! - уже животно хрипел певец, стоя на коленях. - Иди ко
мне! - И к нему приближались тоненькие фигурки танцовщиц.
Свет на мгновение погас, а когда вновь загорелся, то сцена была пуста,
и только запах духов, еще не перебитый сигаретной гарью, напоминал о
женщине, секунды назад сидевшей на коленях Давида.
На освещенной сцене появился лысоватый невзрачный саксофонист. Музыкант
начал выдувать из своего инструмента замысловатую тягучую мелодию.
Было что-то фальшивое в веселье зала. Давид огляделся.
Лысые и лохматые, сияющие обворожительными улыбками и шамкающие
беззубо, толстые, полные, худые, задумчивые и энергичные, знакомые,
полузнакомые и совсем незнакомые люди окружали его. В зале стоял
приглушенный гул голосов, звенели фужеры и рюмки, ложки и ножи, скрежетали
по фарфору тарелок вилки, поднимался к потолку густой сигаретный дым, и даже
невозможно было представить, что где-то в пригородах Бейлина падали во рвы
окровавленные люди, а деловитые жандармы в черной униформе посыпали трупы
вонючей хлоркой, что именно в этот момент, разваливаясь на куски, падал к
земле истребитель, сбитый меткой партизанской ракетой, что где-то умирали,
плакали над мертвыми, что где-то кричали в предсмертном ужасе, в то время
как здесь пили, жрали, снова пили, и снова жрали, не вспоминая о чужой боли.

Изможденный старик, искавший на лагерной помойке картофельную шелуху,
был разительно не похож на нынешнего респектабельного Бернгри, потягивающего
коньяк в ожидании очередного пикантного зрелища. Затравленный
издевательствами охраны молодой парень с тоскливыми безумными глазами был
абсолютно не схож с ухмыляющимся, не верящим ни в бога ни в черта Влахом
Скавропски. Седенький писатель, смакующий за соседним столиком пиццу, в
лагере был похож на маленький живой скелетик и получил там прозвище Дух,
которое настолько прилипло к нему, что в Авторском Союзе после освобождения
из лагеря его никто не называл иначе.
"Неужели мы все прошли через лагерный ад?" - подумал Давид.
Правые и леные, умеренные, радикальные, клерикальные, левацкие,
прокоммунистические, анархистские, верующие и атеисты, пишущие гениально и