"Сергей Синякин. Бузулуцкие игры" - читать интересную книгу автора

прошлого, Степан Николаевич?
Старший участковый Соловьев большим любителем фантастики не был, но
книги, приносимые из библиотеки сыном, почитывал в свободное от службы
время. Помнится, занятная была книжка "Янки при дворе короля Артура",
англичанин ее написал, не то Марк Тлен, не то Марк Клем; читая ее, Соловей
все недоуменно восхищался - накрутят же романисты проклятые, сумасшедший
такого никогда не придумает! Там один американец, янки, значит, в прошлое
попал к королю Артуру. А тут выходило, что не мы к ним, а они к нам из
прошлого пожаловали! С мечами. Соловьев некстати вспомнил знаменитое
выражение Александра Невского и повернулся к напарнику. Сержант Семушкин был
ошарашен не меньше. К пьяным механизаторам, которых в Бузулуцке почему-то
называли чигулями, Семушкин уже привык, а вот римских легионеров живьем, а
не на картинках учебника истории, видел впервые.
Птолемей Прист ласково улыбнулся старшему участковому. "Ишь щерится! -
неприязненно подумал Соловьев, - Морда-то чисто бандитская. Такому только
повод дай, располосует своим ножиком по самое не хочу..."
Однако вслух своих мыслей старший участковый не высказал. Незачем
искушать иностранного бандита, не детектив снимается, чтобы шкурой своей
рисковать. Чай, не Анискин, чтобы наручники на такого битюга попытаться
надеть.
- Пропозиция ясная, - туманно сказал старший участковый. - Говоришь,
они весь Бузулуцк захватили? Мы, брат, немцев отогнали, французов в Москве
пожгли да холодом поморили. Да наш Иван Сусанин сколько ихнего брата
положил!
Соловьев собрался было коснуться победоносных сражений под Полтавой и
на Куликовом поле, напомнить учителю рисования о печальной участи турков и
крымских татар, но с неожиданным прозрением вдруг осознал, что исторические
экскурсы его сейчас будут просто неуместны и могут повлечь за собой
неприятности. Ишь, уставились как! Босоногий гарнизон! У легионера с правого
края морда была в шрамах, боевая такая морда, и глаз у этого римлянина был
нехороший, оценивающий, как у людоеда, и улыбочка, знаете ли...
- Ты, Степан Николаевич, скажи, - обратился старший участковый к
неожиданному толмачу. - Скажи ему, что у нас свои начальники имеются. Вязать
мы твоего центуриона не будем, чтобы побоища напрасного не устраивать, а вот
к начальнику нашему ему съездить придется. Пусть они в отделе посидят,
погуторят, может, в чем и сойдутся. Только ты помягче скажи, а то глянь,
какие они косяки кидают, а у меня, сам знаешь, трое детишек малых, их еще
поднять надо... Скажи ему, Николаич!
Учитель рисования повернулся к терпеливо ждущему центуриону. Птолемей
Прист слушал, скрестив руки на груди. Выслушав, надменно выпятил нижнюю
челюсть, пожал широкими плечами, но согласно кивнул. Обернувшись к
легионерам, центурион что-то коротко приказал и, повернувшись к переводчику,
пояснил специально для него:
- Официум хуманитатис! Нулла салус белла! - и направился к мотоциклу.
Сержант Семушкин забежал вперед, предупредительно откидывая
дерматиновый чехол с коляски. Центурион, громыхая доспехами, забрался в
коляску, положил перед собой блестящий меч и выпрямился, глядя прямо перед
собой.
- Повезли родименького! - заулюлюкали в толпе. - Это тебе не кабанчиков
резать да кур воровать! Наши менты тебе быстро лапти сплетут!