"Hаум Синдаловский. Мифология Петербурга (Очерки) " - читать интересную книгу автора

о наименовании улиц появились только в конце 1730-х - начале 1740-х годов.
Причем чаще всего они просто фиксировали бытовавшие уже многие годы народные
названия. Каменный остров, остров Голодай, Моховая и Гороховая улицы и
многие другие названия задолго до появления на городских планах существовали
в повседневном обиходе. Однако далеко не всем фольклорным топонимам была
уготована такая счастливая судьба. Многие так и остались на слуху, хотя, к
счастью, не исчезли бесследно. Устная память поколений сохранила "Козье
болото" - местность в конце Торговой улицы в Коломне, "Лягушачье болото", на
котором Екатерина II, по преданию, услышав из уст гонца именно на этом месте
долгожданную весть о победе русского флота под Чесмой, повелела выстроить
Чесменский дворец, "Горячее поле" - вечно дымившая городская мусорная свалка
вдоль Царскосельской дороги, "Стеклянный городок" - рабочая слободка,
построенная владельцами стеклянного и зеркального заводов на территории
нынешней Глазурной, Глиняной, Фаянсовой и Хрустальной улиц.
Преимущество народного имени часто оказывалось настолько очевидным, что
в официальных источниках закреплялись порой даже искаженные, неправильные, с
точки зрения языковых законов, варианты. Так, на Топонимической карте
Петербурга появились улицы Моховая и Зеленина, Лештуков переулок, Аларчин
мост.
Фольклор, однако, менее всего озабочен тем, попадет ли очередное его
изобретение в официальный топонимический список. Тем более, что фольклор
вообще, а петербургский в особенности, отличает подчеркнутая,
демонстративная антиофициальность, своеобразное фрондерство, откровенная
оппозиционность. Его постоянное стремление разрушить, преступить
общепринятые идеологические нормы и представления в конце концов оказали
городу неожиданную услугу. Возник многотысячный, постоянно пополняющийся
словник наименований, несущий колоссальную информационную, смысловую и
психологическую нагрузку. Без этого фольклорного топонимического ряда образ
Петербурга обеднел бы и потускнел, стал бы таким же бедным, как иные районы,
проштампованные однообразными, никак не связанными с историей, географией
или бытом города топонимами типа Белградская, Будапештская, Бухарестская...
Наставников, Ударников, Передовиков... Крыленко, Дыбенко, Овсеенко... и так
далее. Народ безошибочно окрестил эти районы "Страной дураков",
"Петербургскими хрущобами", "Полями идиотов".
Исключительная изобретательность фольклора при этом не была самоцелью.
Просто потребность дать имя порождала несколько вариантов, а
общеупотребительным становился один (редко - два-три), но наиболее острый по
форме и наиболее точный по содержанию. Так, обелиск на площади Победы стал
называться "Стамеской", но в то же время и "Мечтой импотента". Памятник
Ленину в ста метрах от площади на Московском проспекте - "Ленин в исполнении
Махмуда Эсамбаева". И впрямь, если смотреть на памятник из окон движущегося
транспорта, то Владимир Ильич чем-то напоминает танцующего Махмуда. Надо
сказать, программа тотальной идеологизации Ленинграда в советское время
подвергалась постоянному остракизму со стороны фольклора. И объектом номер
один становились многочисленные памятники Ленину. Это и "Белая головка" -
ныне снятый бюст на Московском вокзале, и "Экспонат с клешней" - памятник у
Финляндского вокзала, и "Конура вечно живого" - ленинский мемориал "Шалаш" в
Разливе. Знаменитый крейсер "Аврора" в просторечии называют "Утюгом
социализма" и "Фрегатом на крови", по аналогии со "Спасом-на-Крови" - храмом
Воскресения Христова, возведенном на Екатерининском канале на месте убийства