"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

мальчика трепещут, словно крылья бабочки.
Она поняла, что ребенку плохо, и тихонько вскрикнула:
- Ах! Что же делать? Придется нести его к лекарю Хэ, другого выхода
нет.
Вдова Шань была женщиной простой и темной, но решительной. Она достала
из деревянного шкафчика все свои сбережения - тринадцать серебряных и сто
восемьдесят медных монет, - положила их в карман, заперла двери и с ребенком
на руках быстрым шагом направилась к лекарю.
Несмотря на ранний час, у Хэ уже сидели четыре пациента. Вдова Шань
отсчитала четыре серебряных монетки и купила номерок - ее сын оказался
пятым.
Когда подошла со очередь, лекарь стал проверять у ребенка пульс,
вытянув два пальца с длинными, более четырех дюймов, ногтями. Подивившись на
них, она поверила, что ее сокровище будет жить, но все же не смогла одолеть
тревогу и, не вытерпев, робко спросила:
- Скажите, господин доктор, что с моим сынком?
- У него засорение желудка.
- А это не опасно? Он...
- Сначала пусть два раза примет лекарство.
- Он не может дышать, у пего ноздри трепещут.
- Это огонь побеждает металл...[3]
Не договорив, Хэ закрыл глаза, и вдова Шань не решилась больше его
расспрашивать. Человек лет тридцати, сидевший напротив лекаря, тем временем
успел выписать рецепт. Тыча в иероглифы в углу бумажки, он сказал:
- Это пилюли - лучшее лекарство для сохранения жизни младенца. Они
имеются только у Цзя, в Американо-азиатской аптеке.
Взяв рецепт, вдова Шань вышла и остановилась в раздумье. Хотя она была
женщиной простой и темной, но понимала, что от лекаря Хэ ей ближе пройти к
аптеке, чем домой, а потом уже вернуться с лекарством. И она поспешила прямо
в аптеку. Молодая мать с ребенком на руках стоя ждала, пока приказчик, тоже
любовавшийся своими длинными ногтями, долго, не торопясь, читал рецепт,
долго, не торопясь, завертывал лекарство.
Вдруг сынок вскинул ручонку и дернул ее за выбившуюся прядь спутанных
волос. Этого прежде никогда не случалось, и мать замерла от испуга.
Солнце стояло уже высоко, когда вдова Шань возвращалась домой. Баоэр
непрестанно метался, нести его становилось все тяжелее, а дорога казалась
бесконечно длинной. Измученная, она присела на пороге у двери какого-то
дома. Немного отдышалась и тут почувствовала, что мокрая от пота одежда
прилипла к телу. Ребенок притих: видно, заснул. С трудом удерживая его, она
встала и поплелась дальше, как вдруг над самым ее ухом кто-то произнес:
- Дай-ка я его понесу, Шань!
Это был голос Синей Шкуры. Подняв голову, вдова Шань увидела рядом с
собой его сонные, мутные глаза.
Хотя вдова Шань и мечтала сейчас о добром духе, который спустился бы с
небес и помог, но ей не хотелось, чтобы это был Синяя Шкура. И все же именно
он с истинным благородством захотел во что бы то ни стало ей помочь. Вначале
отнекиваясь, она в конце концов согласилась. Синяя Шкура взял ребенка,
коснувшись ее груди. От его прикосновения вдову Шань бросило в жар, и она
почувствовала, что краска залила все лицо до самых ушей.
Они пошли дальше, держась на расстоянии двух шагов друг от друга. Синяя