"Жорж Сименон. Маленький человек из Архангельска " - читать интересную книгу автора

совсем русским: своим домом он считал лишь Старый Рынок.
Когда Мильки обосновались здесь, торговцы приняли их радушно, и хотя
поначалу папаша Мильк не знал по-французски ни слова, дела его сразу пошли
полным ходом. Продавая рыбу на вес, он часто смеялся, и хотя несколькими
годами раньше владел самой крупной в Архангельске рыболовной флотилией,
суда которой доходили до Шпицбергена и Новой Земли, горечи в его смехе не
было. Незадолго до войны он даже снарядил судно для китобойного промысла и,
вероятно, из свойственного ему чувства юмора назвал родившегося сына Ионой
<Один из библейских пророков, который чудом спасся, проведя трое суток в
чреве кита.>.
Наталья привыкала к новой жизни медленно, и муж дразнил ее по-русски
при покупателях, не понимавших ни слова.
- Ну-ка, Игнатьевна, опусти свои изящные ручки вон в тот ящик и
достань полдюжины мерланов для этой толстухи.
Иона знал об Удовиных, родителях его матери, только одно - они были
купцами и занимались снаряжением судов. И тогда как Константин Мильк, у
которого еще дед был судовладельцем, сохранил плебейские и несколько
грубоватые замашки, Удовины отличались снобизмом и старались тереться около
местной знати.
В хорошем настроении Мильк звал жену не Натальей, а Игнатьевной или
просто Удовиной, и вид у нее при этом сразу становился обиженный, словно ее
в чем-то упрекали. Больше всего ее удручало отсутствие в городе синагоги:
Удовины, как и Мильки, были евреями. В их квартале жили и другие евреи, в
частности некоторые старьевщики и лавочники с Верхней улицы, но поскольку у
Милька были светло-рыжие волосы, светлая кожа и голубые глаза, соседи вроде
как не догадывались об их национальности. Для всех они были русскими. В
каком-то смысле это было верно. В школе, пока Иона еще плохо говорил
по-французски и употреблял забавные обороты, над ним подсмеивались, но
недолго.
- Они хорошие, - отвечал он родителям, когда те спрашивали, как к нему
относятся товарищи.
Так оно и было. Все относились к нему хорошо.
После отъезда отца каждый, входя в лавку, спрашивал у Натальи:
- Известий все еще нет?
В глубине души Иона гордился тем, что мать оставила его и уехала к
мужу. Гораздо трудней было ему променять Старый Рынок на лицей Кондорее и
опять оказаться рядом с Шепиловичами.
Сергей Сергеевич Шепилович был интеллигент - это ощущалось в его
манерах, речи и снисходительности, с которой он посматривал на собеседника.
Все одиннадцать лет своего пребывания во Франции он считал себя изгнанником
и участвовал во всех белоэмигрантских группировках, сотрудничал в их
газетах и журналах. Когда по выходным дням Иона приходил в книжный магазин
на улице Жакоб, в крошечной квартирке при котором и жили Шепиловичи, глава
семьи намеренно обращался к нему по-русски, а потом, спохватившись, с
горечью восклицал:
- Да ты ведь забыл родной язык!
Шепилович был еще жив. Нина Игнатьевна, его жена, - тоже. Под старость
они обосновались в Ницце; статейки, которые Шепилович время от времени
помещал в газетах, давали им возможность кое-как сводить концы с концами.
Они доживали свой век за самоваром, восхваляя прошлое и понося настоящее.