"Жорж Сименон. Я вспоминаю" - читать интересную книгу автора

чистоте, которая приезжает к нам из деревни, укрытая влажной рогожкой,
на телегах и двуколках, под неторопливую трусцу лошадей.
Бедная мама предпочла бы не расставаться со шляпкой и перчатками.
Иногда она замечала с опасливым презрением:
- Рыночная торговка!
Такое говорилось про языкатых краснощеких женщин с дубленой кожей и
криво приколотыми шиньонами.
Хрупкая и чинная, подавленная предчувствием мигрени или неотвратимой
боли в пояснице, боясь потратить несколько лишних монет, Анриетта
покупала тут кучку морковок, там две-три луковки, немного фруктов на
вес-так мало, что любая слива была на счету. А вокруг нас громоздились
целые горы даров земли, и возчики кормили лошадей ломтями ржаного хлеба,
отрезая их от огромных караваев.
Каждый раз меня приходилось за руку оттаскивать от постоялых дворов,
куда попадаешь, спустившись на несколько ступенек вниз по лестнице, и
где, в тусклом свете, пронизанном редкими солнечными лучами,
бесцеремонно положив локти на стол, сидели люди с лоснящимися губами и
зычным голосом, поедая необъятные порции яичницы с салом и пироги,
огромные и толстые, как тележные колеса.
Как я грезил этой яичницей, салом, пирогами! Я почти чувствовал их
вкус на языке, и рот у меня наполнялся слюной. В первом моем романе - я
написал его в шестнадцать лет, и он никогда не был напечатан -
излагалась история длинного костлявого парня, очутившегося внезапно в
этом изумительном мире солнца, пота, суеты и запахов всевозможной снеди.
А ты, бедная моя мама, ни за что на свете не купила бы кусок этого
жирного непропеченного пирога. Мужицкая еда!
Долгие годы мечтал я об этой еде; я мечтаю о ней до сих пор, вызывая
к жизни эти воспоминания, и снова чувствую тот самый смешанный запах
пирога, сала и кофе с молоком, который подавали в толстых фаянсовых
чашках.
Гордая и чинная, ты протискивалась сквозь волшебный мир, без устали
подсчитывая расходы, а за твою юбку цеплялся малыш с завидущими глазами.
Почему ты так долго скрывала от меня, что в этом рыночном царстве у
нас есть родня? Почему сотни раз мы проходили, не заглянув внутрь, мимо
самого красивого кафе?
Однажды ни с того ни с сего мы вдруг забрели в это великолепие.
Точнее сказать, сперва мы просто остановились рядом, как будто случайно,
и ты робко, украдкой, заглянула внутрь.
В конце концов молодая женщина, задумчиво сидевшая за стойкой,
заметила тебя. Она оглянулась по сторонам - точь-в-точь барышни в
"Новинке", опасающиеся администратора. Потом подошла к дверям.
- Заходи скорей, Анриетта!
- Он тут?
- Вышел.
Они расцеловались. Глаза у обеих были на мокром месте, обе вздыхали и
лепетали дрожащим голосом:
- Бедная моя Анриетта!
- Бедная моя Фелиси!
И впрямь - бедная Фелиси: самая незадачливая и самая красивая, самая
трогательная из моих теток.