"Жорж Сименон. Четыре дня бедного человека" - читать интересную книгу автора

- Точно?
- Да, если только девчонки не видят.
Франсуа ушел, оставив сына одного. Он уже совершенно перестал
понимать, что хорошо, что плохо. Он остался без какой бы то ни было опоры,
а вокруг безмерная пустота. И он, маленький, жалкий, все падает и падает в
этой пустоте, словно насекомое, что раз за разом сваливается на дно
стеклянной банки. И никакой зацепки, чтобы удержаться.
Есть! Все-таки есть! Еще вчера были зацепки. Например, запах жарящихся
на сковородке котлет, скворчание жира. В нем был смысл. Он сливался с
другими запахами, с другими котлетами и становился как бы связью с
протекшими годами, с детством. А вот сегодня он поджаривал две котлеты и не
почувствовал, не заметил их запаха.
Прилавок зеленщика с каким-то легким испанским налетом; Франсуа
никогда не был в Испании, но все парижские зеленщики - испанцы, и в их
лавках чувствуется Испания... Воздух, нагретый полуденным солнцем и пряно
отдающий горячим асфальтом... Звуки, отблески, официант в баре вытирает
тряпкой стойку, белые пятна рукавов его рубашки... Ноги женщины, идущей
впереди, а по вечерам ощущение ярмарочной праздничности, захлестывающей
улицу Гэте, мороженое в руках прохожих, девушки из простонародья, такие
грудастые, что их кричаще-яркие блузки из искусственного шелка чуть не
лопаются... Столик в баре Пополя, три девицы, прохаживающиеся по улице, их
усталые улыбки и слишком рано зажженная лампочка над дверью гостиницы...
За одной из них, той, что вчера была занята, Франсуа наблюдает уже
больше полугода; порой, глядя на нее, он испытывает мучительное желание,
прямо физически мучительное. Он даже ни разу не говорил с ней. Она постарше
служаночки, но моложе Фельдфебеля. Неоднократно на его глазах она уходила с
мужчиной, и всякий раз Франсуа в мельчайших подробностях представлял, что
происходит между ними, и всякий раз это немножко походило на то, что было
между дядей Леоном и кухаркой.
Он знает ее глуховатый голос: слышал, как она разговаривала с Пополем.
Знает жест, каким она открывает красную кожаную сумочку. Одета она
неизменно в костюм цвета морской волны и белую блузку, а ее красная сумочка
гармонирует с вишневой шляпкой, из-под которой выбиваются темные завитки.
Она не бывает ни веселой, ни грустной. Она безразлична. Входя в бар,
привычно бросает взгляд на его столик. И лишь один-единственный раз ее
взгляд означал: "Пошли?" Каждый день Франсуа обещал себе, что завтра
обязательно пойдет с ней, иногда даже откладывал на это деньги в особое
отделение бумажника.
А еще у него были вечера: Боб спит, он сидит, облокотясь на
подоконник, за спиной темная, безмолвная квартира, и он смотрит на
освещенные окна. Виден кусочек неба, звезды, иногда луна между крышами.
Хотел Франсуа того или нет, но он был частью всего этого, даже если все это
было к нему враждебно. Но сегодня в мире исчезли вкус, запахи, отблески, а
сам он бессмысленно барахтается в пустоте, совсем как тогда на ярмарке,
когда он крутил педали намертво закрепленного велосипеда, крутил лишь для
того, чтобы вертелась стрелка счетчика.
Франсуа чувствовал себя таким утомленным, что решил, придя из
больницы, лечь спать. Но это будет возможно только в том случае, если
Жермена не умерла: если она умерла, обязательно возникнут всякие
осложнения, а у него нет ни сил, ни решимости преодолевать их.