"Морис Симашко. Гу-га" - читать интересную книгу автора

в зале человек сорок вроде нас: сидят на длинных скамейках или спят на
устланном соломой полу. Большинство военные. Тюремные сидят отдельно, у
стены. Мы трое находим себе место на незанятой еще скамейке недалеко от них.
Тюремные, которые прибыли до нас, играют в карты. На полу за скамейками
расстелен ватник, все они сидят кругом. Как только лейтенант уходит, они
снимают наброшенное сверху одеяло. Там гора бумажных денег. Очко"
Обедать выходим без строя. Во дворе врытые в землю кирпичные столы в
ряд и к ним такие же скамейки. Баланду разливаем из бака в миски.
- Ну, суп ППЖ, - говорит кто-то из танкистов. - Прощай Половая Жизнь.
Да, это не наши девятая или седьмая норма со стартовым завтраком в
дополнение.
После обеда осматриваемся: во дворе, кроме летней столовой, только
уборная. И еще дверь в канцелярию, где сидит капитан. Там часовой. С другой
стороны плац и учебные окопы. За ними стрельбище. И тоже часовые у
проволоки, через каждые пятьдесят метров.
Сержанты, которые на помосте, где сцена, поедут с нами до места. Они
катаются так каждый месяц туда и обратно. Мы лежим на узких скамьях,
слушаем, как ссорятся за картами тюремные. Всякий раз возникает между ними
какая-то свара. Мы уже знаем, барахло тут толкают через вольнонаемного дядю
Колю и некоторых часовых. Через них же достают, что надо.
- Так, ворье непутевое, - говорит Кудрявцев. - Один вон только в
настоящем законе, из Ташкента. Говорят, больше ста лет на нем с побегами.
Смотрю на сидящего в стороне ото всех парня: ничего особенного,
белобрысый, с широким лбом. Правда, плечи у него тоже широкие, литые, на
руке буквы - "Валя". Да так и лет ему немного, пожалуй, на год или два
только старше меня. Когда успел он столько лет нахватать? Однако тюремные к
нему с особенным почтением, даже обходят за три шага, когда бегут по своим
делам. Сидит он, прислонившись спиной к стене. Почему-то и обедать не ходил.
Играющие вдруг притихли. И на нашей стороне тоже наступила какая-то
непонятная тишина. Поворачиваю голову. Возле нашей скамейки стоит долговязый
уголовник с большим носом на узком лице. Он не смотрит на меня, как бы не
имея к нам дела. Мы по себе, они сами по себе.
Рядом с нами на полу примостились тоже двое тюремных. Один - бухгалтер
из какого-то колхоза, полноватый, с пухлыми щеками, другой - кладовщик с
черной седеющей бородой клочьями на узком худом лице. Что-то они продали
незаконно на сторону. На Бухгалтере мятый шевиотовый костюм и красные, с
косыми голенищами сапоги по здешней моде. Долговязый длинными цепкими руками
держит Бухгалтера за сапог, не давая тому подняться с пола:
- Эй, ака, колеса одолжи! Они у тебя фасонные!..
Бухгалтер все поджимает ногу, хочет встать, но Долговязый дергает и тот
опять валится на спину.
- Давай, Баул, чего тянешь с каким-то фазаном! - кричат со своего места
тюремные.
Полный Бухгалтер пыхтит, отбиваясь, растерянно смотрит на нас:
- Курсант" э, курсант"
У него получается "кюрсант".
Поднимаюсь со скамьи" Так: задвигались, сели на своей скамье танкисты.
С ними мы не раз дрались в Самарканде, когда ездили туда на танцы. Вражда у
нас старая. Но тут другое: армейские заодно. И артиллеристы повернули к нам
головы, опустили свободно руки. Чувствую, чего-то не хватает в ладони. Да, в