"Роберт Сильверберг. Книга Черепов" - читать интересную книгу автора

раздражен тем, что я обратил свой благосклонный взор на эту достойную
жалости звероподобную Мэри: голубой есть голубой, как записано в книге Тима,
и он считает - возможно, небезосновательно, - что я размениваюсь на случку с
девицей-страхолюдиной просто в насмешку над неголубыми.
А Оливер - еще тише, чем обычно. Мне кажется, в его глазах мы выглядим
легкомысленно, и из-за этого он питает к нам отвращение. Бедный
целеустремленный Оливер! Человек, сделавший себя сам, как он время от
времени напоминает нам своим скорее молчаливым, чем высказанным неодобрением
наших взглядов на жизнь - сознательно линкольнообразный персонаж, вытащивший
себя из кукурузных пустынь Канзаса, чтобы добиться высокого звания студента
медицины в наиболее погрязшем в традициях колледже страны, и, по воле
случая, разделивший жилье и судьбу с поэтом-педиком, выходцем из семейства
богатых бездельников и неврастеническим евреем-схоластом. В то время как
Оливер посвятил себя сохранению жизней обрядами Эскулапа, я довольствуюсь
бумагомаранием на темы современных непостижимостей, Эли - переводом и
толкованием непостижимостей древних и забытых, а Тимоти - стрижкой купонов и
игрой в поло. Ты, Оливер, единственный, кто имеет общественную значимость,
кто поклялся стать целителем человечества. Ха! А что, если храм Эли
действительно существует и нам будет даровано то, к чему мы так стремимся?
Куда тогда девать твое искусство исцеления, Оливер? Зачем становиться
доктором, если шаманство может дать тебе жизнь вечную? Вот так! Все, привет!
Исчезла профессия Оливера!
Сейчас мы проезжаем по западу Пенсильвании или где-то по восточному
Огайо, не знаю, где именно. К вечеру должны добраться до Чикаго. Миля за
милей; посты, похожие один на другой. С обеих сторон голые зимние холмы.
Бледное солнце. Бесцветное небо. Иногда попадается бензоколонка,
ресторанчик, за деревья-ми мелькает какой-нибудь серый, бездушный городишко.
Оливер молча вел два часа, а потом швырнул ключи Тимоти; Тимоти хватило на
полчаса, он заскучал и попросил повести меня. Я - Ричард Никсон автомобиля:
напряженный, слишком нетерпеливый, самоуверенный, все время ошибающийся и
оправдывающийся, абсолютно неумелый. Несмотря на свои душевные недостатки,
Никсон стал президентом; несмотря на недостаток координации и
внимательности, я имею водительские права. У Эли есть теория насчет того,
что всех мужчин Америки можно разделить на две категории: тех, кто умеет
водить машину, и тех, кому этого не дано. Причем первые способны лишь
размножаться в выполнять физическую работу, а последние воплощают истинный
гений расы. Эли считает меня изменником класса, поскольку я знаю, какую ногу
ставить на тормоз, а какую на газ, но думаю, что после часа моего вождения
он начал пересматривать столь однозначно отведенное мне место. Я не
водитель, а всего лишь ряженный под водителя. "Линкольн континентал" Тимоти
для меня - как автобус: я пережимаю руль, вихляюсь из стороны в сторону.
Дайте мне "фольксваген", и я покажу, на что способен. Оливер, которого и так
нельзя назвать терпеливым пассажиром, в конце концов потерял терпение и
потребовал снова пустить его за руль. И вот он занял место, наш золотой
колесничий, и повез нас навстречу закату.
В одной книге, что я читал недавно, выводится структурная метафора
общества из одного этнографического фильма про африканских бушменов, которые
охотились на жирафа. Ранили они одно животное отравленными стрелами, но
теперь им придется преследовать свою жертву по унылой пустыне Калахари,
гоняться за жирафом, пока он не свалится, что займет неделю, а то и больше.