"Дэниел Сильва. Убийство в Вене ("Габриель Аллон" #4)" - читать интересную книгу автора

стоял рядом не с кем другим, как с Адольфом Гитлером.
- Штурмбаннфюрер сказал мне, что хотел бы провести один эксперимент, -
продолжал Клайн. - И приказал сыграть сонату Брамса номер один для скрипки и
рояля. Я вынимаю скрипку из футляра и начинаю играть. Мимо проходит один
заключенный. Штурмбаннфюрер просит его назвать пьесу, которую я играю.
Заключенный говорит, что не знает. Штурмбаннфюрер вытаскивает револьвер из
кобуры и стреляет заключенному в голову. Он подзывает другого заключенного и
задает ему тот же вопрос: "Какую пьесу играет этот великолепный скрипач?" И
так продолжается целый час. Тех, кто не знает, он приканчивает выстрелом в
голову. Когда он кончил развлекаться, у моих ног лежало пятнадцать трупов.
Утолив свою жажду еврейской крови, мужчина в черной форме улыбается и
уходит. А я лег среди мертвецов и прочитал молитву по умершим - каддиш.

Клайн позволил себе помолчать - долго и глухо. На улице с ревом
промчалась машина. Клайн поднял голову и снова заговорил. Он еще не был
готов увязать зверство в Аушвице со взрывом в "Рекламациях за период войны и
справках", хотя Габриель уже отчетливо понимал, как развернется рассказ.
Клайн продолжил, следуя хронологии, вытаскивая по одному фарфоровому блюду,
как сказал бы Лавон. Выживание в Аушвице. Освобождение. Возвращение в Вену.
Община евреев до войны состояла из 185 тысяч человек. Шестьдесят пять
тысяч погибли в холокосте. В 1945 году тысяча семьсот выживших вернулись в
Вену, где их встретила неприкрытая враждебность и новая волна антисемитизма.
Те, кто эмигрировал под дулом немецкого пистолета, боялись возвращаться.
Просьбы о финансовом возмещении встречались молчанием, или просителей ехидно
отсылали в Берлин. Клайн, вернувшись в свой дом во Втором округе, обнаружил,
что в их квартире живет австрийская семья. Когда он попросил их выехать, они
отказались. Понадобилось десять лет, чтобы они наконец освободили квартиру.
Что же до текстильного предприятия его отца, Клайн его лишился, не получив
никакого возмещения. Друзья уговаривали его переехать в Израиль или в
Америку. Клайн отказывался. Он поклялся остаться в Вене - как живой,
дышащий, передвигающийся памятник тем, кого отсюда изгнали или кто погиб в
лагерях смерти. Он оставил свою скрипку в Аушвице и никогда больше не играл.
На жизнь он зарабатывал, работая продавцом в галантерейном магазине, а
потом - страховым агентом. В 1995 году, в связи с пятидесятилетием окончания
войны, правительство согласилось выплатить оставшимся в живых австрийским
евреям шесть тысяч долларов каждому. Клайн показал Габриелю чек. Он так и не
обналичил его.
- Не хочу я их денег, - сказал он. - Шесть тысяч долларов? За что? За
моих мать и отца? За моих двух сестер? За мой дом? За то, что у меня было?
Шесть тысяч долларов?
Он бросил чек на стол. Габриель украдкой посмотрел на часы и увидел,
что половина третьего ночи. Клайн уже закруглялся. Габриель еле удержался,
чтобы не поторопить его: из боязни, что старик при его состоянии может
сбиться и придется начинать все сначала.
- Два месяца назад я зашел в кафе "Централь" выпить кофе. Меня посадили
за прелестный столик у колонны. Я заказал "Фаризер". - Он помолчал и поднял
брови. - Вы знаете, что такое "Фаризер", мистер Аргов? Это кофе со взбитыми
сливками, который подают с рюмочкой рома. - И поспешил извиниться за то, что
пил ликер: - Понимаете, это происходило в конце дня и было холодно.
В кафе входит мужчина, высокий, хорошо одетый, на несколько лет старше