"Дэниел Сильва. Убийство в Вене ("Габриель Аллон" #4)" - читать интересную книгу автора

вы говорите, как берлинец.
- Моя мама родом из Берлина, - признался Габриель, - но родился я в
Израиле.
Клайн внимательно изучал его, словно искал отголоски тех лет. Затем
вопросительно поднял руки ладонями вверх, как бы приглашая продолжать. Где
она? Как выжила? Была ли в лагере?
- Мои родители оставались в Берлине и были со временем отправлены в
лагеря, - сказал Габриель. - Мой дед был довольно известным художником. Он
никогда не верил, что немцы, которых он причислял к самым цивилизованным
народам на земле, дойдут до того, до чего они дошли.
- Какая фамилия была у вашего деда?
- Франкель, - сказал Габриель, опять-таки склоняясь к правде. - Виктор
Франкель.
Клайн медленно кивнул, давая понять, что знает эту фамилию.
- О да. Я видел его работы. Он был учеником Бекмана, верно? Очень был
талантливый.
- Да, верно. Нацисты объявили его работы упадочными, и многое было
уничтожено. Он также лишился работы в Институте искусств, где преподавал в
Берлине.
- Но остался в искусстве. - Клайн покачал головой. - Никто не верил,
что такое может быть. - Он помолчал, думая о чем-то другом. - Так что же
случилось с вашими родителями?
- Их депортировали в Аушвиц. Маму отправили в женский лагерь в
Биркенау, и она умудрилась прожить там более двух лет, а потом их
освободили.
- А ваши дед и бабушка?
- Их сразу же отправили в газовую камеру.
- Дату помните?
- По-моему, это было в январе сорок третьего года, - сказал Габриель.
Клайн прикрыл глаза.
- Что-то связано с этой датой, герр Клайн?
- Да, - с отсутствующим видом произнес Клайн. - Я был там в ту ночь,
когда их привезли из Берлина. Я очень хорошо это помню. Видите ли, мистер
Аргов, я был скрипачом в оркестре лагеря Аушвиц. Я играл музыку дьявола в
оркестре проклятых. Я исполнял серенады обреченным, медленно шагавшим к
газовым камерам.
На лице Габриеля ничего не отразилось. А Макс Клайн явно страдал от
огромного чувства вины. Он считал, что в какой-то мере повинен в смерти тех,
кто проходил мимо него по пути в газовые камеры. Это было, конечно,
безумием. Он был виновен не более, чем те евреи, которые, как рабы, работали
на заводах или на полях Аушвица, чтобы прожить лишний день.
- Но вы ведь не поэтому остановили меня сегодня вечером в больнице. Вы
хотели рассказать мне что-то о бомбе в "Рекламациях за период войны и
справках".
Клайн утвердительно кивнул.
- Как я уже сказал, в этом виноват я. Это я повинен в смерти тех двух
прелестных девушек. Из-за меня ваш друг Эли Лавон лежит сейчас в больнице на
грани смерти.
- Вы хотите сказать, что это вы подложили бомбу? - Габриель намеренно
задал вопрос таким тоном, что было ясно: он не верит этому. Вопрос должен