"Александр Силецкий. С чего все это началось..." - читать интересную книгу автора

под низенький стол, потом увидел выпученные, как очки на физиономиях
близоруких людей, объективы и вдруг успокоился. Ему стало даже немножко
смешно. "Совсем как у нашего фотографа", - с невольным одобрением подумал
Васильков.
Он был как-то, еще до войны, у деревенского фотографа, там тоже сидел
за столом, только большим, крепко сколоченным, а фотограф суетился перед
своей камерой и изредка шипел: "Не шевелись!" Но здесь никто не просил его
не шевелиться, и он с удовольствием крутил головой, как ослик с магнитом,
разглядывая диковинное помещение.
Наконец разговоры постепенно прекратились, и вокруг - над головой и
вдоль стен - стали зажигаться яркие, ослепительно яркие огни. Пятьдесят пять
цветных ламп и три прожектора - хозяйственно подсчитал Васильков. Мартын
Еврапонтьевич снова заерзал на стуле.
- Жарко, - жалобным голосом сказал он.
- Ничего, - моментально отозвался режиссер, - так полагается, придется
потерпеть, зато светло, чувствуйте себя как дома.
К их столику подкатили две камеры.
- Левая, - деловито принялся распоряжаться Въехал, - будет работать
крупным планом на меня, правая - на него и на общий план. Учтите, ?
повернулся он к Василькову, - трансляция прямая. Так что...
Вдаваться в какие-либо уточнения режиссер счел необязательным: слава
богу, собрались не идиоты - и сами должны понимать... Он достал из кармана
листок с текстом, отпечатанным на машинке, и, разгладив, положил перед
собой.
- Сценарный план, - вальяжно сообщил он. - Тут все написано, что надо
говорить, даже мои вопросы - и те написаны, так что вам остается только
читать, от себя выдумывать ничего не нужно. Читать-то умеете? - вдруг
неуверенно добавил режиссер.
- Могу, - с достоинством ответил Васильков и нахмурился, разбирая
первые строчки.
"Дорогой Мартын Еврапонтьевич, давно ли вы занимаетесь сельским
хозяйством?"
"Я родился в тысяча девятьсот втором году в семье крестьянина, по
национальности русский, вот сами и судите: почти целый век. Нынешние
достижения сельскохозяйственных наук значительно облегчили мой труд
земледельца. По сравнению с тысяча девятьсот тринадцатым годом, как сейчас
помню..."
- А я не помню, что было в тринадцатом году, - сказал уныло Васильков и
отложил текст.
- Неважно! - воскликнул режиссер. - Вы не помните, но я-то вам все
написал! Читайте!
- Нет, - возразил Васильков, - я тут ничего не понимаю. Цыфири
какие-то... И это... кавыки перед словами... А на что они?
- Так это же цитаты! - с отчаянием пробормотал режиссер. - Слова
великих людей! И цифры замечательных свершений!..
- А где мои слова?
- Дальше!
- Нуко-сь...
Васильков жадно впился в строчки и сокрушенно помотал головой.
- Нет, я первым комсомольцем на селе не был. И тилевизера у меня нету.