"Андрей Сидоренко. Как пройти на свободу (не оконч.) " - читать интересную книгу автора

- Я ни разу не слышал о прежних людях и городах. Как они выглядят? - с
интересом спросила Мальвина.
- Они, девушка, кажутся безнадежно печальными, как запрелая опадшая
листва в заброшенном саду. От прогулок по прежним городам и от общения с
прежними людьми в душе накапливается вязкое, тягучее, приторно-горькое
вещество. Этой горечи у меня столько скопилось, трудно передать, я тону в
ней. И теперь, чтобы всплыть на поверхность и сделать глоток чистого
воздуха, мне нужно преодолеть километровую толщу целого океана горечи. Куда
бы я ни приехал, мне кажется, что я прежде здесь был. С кем бы ни
познакомился, мне кажется, что я прежде знал этого человека. Я сам стал
прежним.
- Кажется, я вас понимаю. Отчего, по-вашему, такое происходит? - с
любопытством спросил Теодор.
- Фотография, черт бы ее побрал! Самое чудовищное человеческое
изобретение. Она мне остаток жизни в прах превратила, на моей свободе крест
поставила. Я ездил по разным странам и, как и полагается всякому туристу,
щелкал затвором фотоаппарата, тайно надеясь, что мне таким способом удастся
что-то важное запечатлеть, как бы забрать с собой кусочек мира. Какое-то
время все было хорошо и я, глупыш-путешественник, все ездил и ездил, все
щелкал и щелкал, не подозревая, что занимаюсь далеко небезобидным делом. Я
пытался коллекционировать мир, не задумываясь над тем, что мир нельзя
коллекционировать, его можно только чувствовать. Но мир, господа - это я
потом понял - жесток, и не прощает ошибочного к себе отношения. Неверный
взгляд на мир выходит нам боком. День за днем, фотография за фотографией я,
не ведая, что творю, пытался создать для себя новый мир, но отличный от
настоящего. Я создавал плоский мир - жалкую подделку, в которой нет
главного - глубины. В конце концов я дощелкался, и возмездие настигло меня -
новые города и новые люди перестали меня интересовать. Теперь, когда
приезжаю в новый город, я бросаю вещи в гостиничный номер и оседаю в
ближайшем баре пить кальвадос, вкус которого перестал ощущать. А ведь именно
за его вкус я полюбил этот прекрасный напиток. Сейчас же пью кальвадос лишь
с одной целью - заглушить свою горечь. И что б вы думали: я особенный?
Таких, как я, миллионы! Обратите внимание на людей, коротающих время в
ресторанах. Они сидят за столиками и пьют некогда любимые напитки. Но не
чувствуют в вине прежнего вкуса. Они так же, как и я, пытаются заглушить
свою горечь. И, думаете, у них получается? Ни черта не получается! Быть
может, вы, любезнейший, сумеете подсказать, где находится выход из этого
тупика, вы как будто должны знать? - с надеждой в голосе Цезарь обратился к
Буцефалу.
- Надо избавиться от фотоаппарата, - не задумываясь, дал совет Буцефал,
будто заранее знал, что отвечать.
- Это я и сам сообразил. У меня давно нет фотоаппарата, но ... - Цезарь
тяжело вздохнул, - не помогает. Мир остается прежним. Порой меня охватывает
отчаяние, я не нахожу себе места. Хочется куда-то бежать, бежать долго,
чтобы не выдержало сердце и, наконец, разорвалось, избавив меня от мук этой
неотступной горечи.
- Нужно отделываться от фотоаппарата, который у вас в голове, - уточнил
Буцефал. - Вот так, - он приставил указательный палец себе к виску и спустил
воображаемый курок. - Бах!
У Цезаря округлились глаза.