"Виктор Шурлыгин. Космонавт Сергеев" - читать интересную книгу автора

испугалась и еще ведерко песку в него сыпанула. Боб и пустился наутек.
Только пятки сверкали! Даже своего Васеньку бросил. Потому что трус. А ты,
Саня, герой! Мы будем с тобой хорошо дружить, ладно?
Слушая Наташкин щебет, Саня почувствовал, как хорошо ему становится, и
что Наташка настоящий друг, и смелее многих мальчишек. Без нее он, наверное,
никогда бы не справился с хулиганами. Вот только у мамы отчего-то тревожные
глаза. Отчего у мамы такие тревожные глаза?
- Мама, - спросил он. - Ты не сердишься?
- Нет, сын, - мягкая теплая рука коснулась его волос. - Я бы очень
огорчилась, если бы ты струсил, остался в стороне. Но ты пошел в бой за
правое дело. И честно дрался. Вы с Наташей настоящие молодцы.
- Нет. - Наташка болтала ногами. - Это Саня молодец. Хочешь, я расскажу
тебе стихотворение, Саня? Мы в детском саду новое стихотворение к школе
выучили!
- Чего там, - смущенно разрешил победитель из далекого детства. -
Рассказывай.
Таким был первый Сергеев, живущий в старшем лейтенанте Сергееве. Если
другу требовалась последняя рубашка, если сильный обижал слабого, если
какой-нибудь фанатик изобретал вечный двигатель и уверял, будто двигатель
работает вечно, если кто-то хотел совершить невозможное, - этот первый
Сергеев немедленно выступал из тени. Точно приходил из прошлого. И без
всякого стеснения облачался в костюм настоящего Сергеева, говорил его
голосом, двигал его руками и ногами, корректировал его помыслы и стремления,
как артиллеристы корректируют стрельбу по невидимым целям. Он даже держал в
руках будущее старлея доблестных ВВС, ибо впитал в себя все Санькино
детство, все слова, поступки, мужество на ночном кладбище, дипломатическую
хитрость в разговоре с сильным Пышей, преодоление самого себя в отчаянной
драке с хулиганами. Он впитал все.
Этот первый Сергеев рос не по дням, а по часам. Учился, бегал с
Наташкой в кино, собирал фотографии Гагарина, изучал теорию расширяющейся
Вселенной, запускал в небо новые модели самолетов. Поступив в авиационное
училище, увлеченно прыгал с парашютом, сидел в барокамере, осваивал
стремительную реактивную технику, доводил до белого каления преподавателя
математического анализа, выписывая бином Ньютона совсем не в той
последовательности, в какой его излагал профессор. Что делать? Первому
Сергееву больше нравилось писать на лекциях письма Наташке, чем вести
аккуратные конспекты. Он был нетерпелив, горяч, увлекался сам и увлекал
других фантастическими, но чаще бредовыми идеями. Серьезного физика,
кандидата наук, заставил две недели думать над своеобразной интерпретацией
молекулярной теории. На спор со зловредной химичкой, смешивая совершенно
нейтральные растворы, доказал, что они взрываются. И что взрывается вообще
все. Даже химичка может взорваться - надо лишь сорвать с орбиты кое-какие
протоны и электроны, из которых она состоит.
Нет, не все понимали этого первого Сергеева и не все принимали. Своим в
доску, своим по духу и плоти, своим на все сто его считали тогда лишь мама,
Наташка, изобретатели вечных двигателей, люди, попавшие в беду, да
летчики-инструкторы. "Возьмите Сергеева, - говорили инструкторы, повторяя
друг друга. - Пока не отшлифует упражнение - не успокоится. Видели, как он
выполняет сложный пилотаж? А как сажает машину? Одно удовольствие!" Разным
был этот первый Сергеев. Но всегда, когда он выходил из тени, разбуженный