"Бруно Шульц. Коричневые лавки " - читать интересную книгу автора

теле, беломясом и нежном. Подала мне словно бы еще почковидную кукольную
ручку, зацвела сразу всем лицом, точно пион, переливавшийся полной розовой
луной. Несчастная по причине своих румянцев, бесстыдно выдающих секреты
менструации, она опускала глаза и пуще пунцовела от прикосновения пустейшего
вопроса, ибо каждый таил намек на ее сверхвпечатлительное девичество.
Эмиль, самый старший из кузенов, с белокурыми усами на лице, с которого
жизнь словно бы смыла всякое выражение, прохаживался взад-вперед по комнате,
сунув руки в карманы сборчатых панталон.
Элегантный и драгоценный костюм его хранил на себе отпечаток
экзотических стран, откуда кузен Эмиль возвратился. Лицо же, увядшее и
помутнелое, ото дня ко дню словно забывало себя, становилось пустой белой
стенкой с бледной сеточкой жилок, в которых, как линии на потертой карте,
переплетались воспоминания этой бурной и впустую растраченной жизни. Кузен
был маэстро карточных искусств, курил длинные благородные трубки и
поразительно благоухал ароматом дальних стран. Со взглядом, блуждающим в
давних воспоминаниях, он рассказывал преудивительные истории, которые в
какой-то момент вдруг обрывались, распадались и развеивались в небытие. Я не
спускал с него тоскующих глаз, страстно ожидая, что он обратит на меня
внимание и избавит от невыносимой скуки. И мне вдруг показалось, что, уходя
в соседнюю ком" нату, он подмигнул. Я поспешил следом. Он низко сидел на
маленькой козетке, с коленями, скрещенными чуть ли не на уровне головы,
лысой, как бильярдный шар. Казалось, что он - всего лишь одежда,
существующая отдельно. Смятая, сборчатая, брошенная на кресло. Лицо его было
словно дуновение лица - след, оставленный в воздухе неведомым прохожим. Он
держал в бледных, голубой эмали ладонях бумажник и что-то в нем разглядывал.
Из туманности лица не без усилий возникло выпуклое бельмо бледного
глаза, подзывая меня игривым подмигиванием. Я чувствовал к кузену Эмилю
непреодолимую симпатию. Он стиснул меня коленями и, тасуя перед моими
глазами в умелых руках фотографии, стал показывать изображения нагих женщин
и молодых людей в странных позициях. Я стоял, привалясь к нему боком, и
глядел на эти нежные тела человеческие отчужденными, невидящими глазами, как
вдруг флюид неясного возбуждения, которым внезапно помутился воздух, достиг
меня и прошел ознобом тревоги, волной внезапного постижения. А тем временем
дымка ухмылки, обозначившаяся под мягкими и красивыми усами, завязь
вожделения, напрягшегося на его виске подрагивавшей жилкой, напряжение,
какой-то миг державшее его черты сосредоточенными, опять ушли в никуда, и
лицо опять заотсутствовало, забыло себя, расточилось.

Наваждение


1

Уже тогда город наш все чаще оказывался в хронических тусклых сумерках,
зарастал по кромке лишаями тени, пушистой плесенью и мхом цвета железа.
Едва распеленатый из коричневых дымов и туманов рассвета, день тотчас
же клонился в янтарную послеполуденную пору, на какое-то время, точно темное
пиво, делался прозрачным и золотым, чтобы затем сойти под многократно
расчлененные фантасмагорические своды многоцветных и обширных ночей.
Мы жили на городской площади в одном из тех темных домов с пустыми и