"Бернард Шоу. Карьера одного борца" - читать интересную книгу автора

никаких трогательных сцен. В вечер рокового исхода больной чувствовал себя
хорошо и потребовал, чтобы дочь у его изголовья читала ему вслух какую-то
вновь вышедшую книгу. Он, как ей казалось, внимательно слушал ее чтение,
когда вдруг приподнялся на локти и спокойно произнес: "Лидия, мое сердце,
кажется, перестает биться, прощай!" - после чего тотчас же умер.
Для дочери были очень тягостны суета и волнение, поднявшиеся вокруг нее
после этой смерти. Все выражали ей неумеренное сочувствие ее горю. Она же
оставалась внешне спокойной и не выказывала ни благодарности окружавшим
ее, ни намерения вести себя так, как это в таких случаях принято.
Родственники мистера Кэру остались очень недовольны его завещанием.
Документ этот оказался очень кратким, содержащим всего несколько строк, в
которых все имущество покойного передавалось его дорогой и единственной
дочери. Однако он, кроме того, лично передал Лидии часть своей посмертной
воли. Большое возмущение среди родни вызвало, между прочим, его
распоряжение, чтобы тело его было отправлено в Милан и там сожжено в
крематории.
Исполнив эту волю отца, Лидия вернулась в Англию, чтобы привести в
порядок свои дела.
Ее приезд в качестве богатой невесты и независимой девушки вызвал много
надежд в сердцах молодежи ее круга, но она начала с того, что озадачила
своих поклонников необычайной для девушки ее лет и ее положения
деловитостью и выдержкой. Покончив со своими делами, она вернулась в
Авиньон, чтобы исполнить последнее распоряжение отца.
Среди посмертных бумаг его она нашла конверт с надписью, сделанною его
рукою: "Письмо к Лидии. Прочти его на досуге, когда я и мои дела будут
окончательно ликвидированы". Она решила прочесть это письмо в комнате,
бывшей свидетельницей последних часов жизни ее отца.
Вот что отец писал ей:

"Дорогая моя Лидия,
Я принадлежу к числу разочарованных людей, которых среди нас гораздо
больше, чем предполагают. Это письмо содержит признание в моем жизненном
банкротстве. Лишь несколько лет назад я впервые понял, что, хотя я и
страдаю от своих неудач в этом мире, мне незачем отражать свои настроения
на твоей молодой жизни и что для меня остается последняя утешительная
задача: быть для тебя хорошим отцом и полезным руководителем. Я
почувствовал тогда, что ты не можешь вывести из всей нашей совместной
жизни иного заключения, кроме того, что я, по своей эгоистичности, видел в
тебе только своего переписчика и секретаря, и что у тебя нет иных
обязанностей по отношению ко мне, кроме тех, какие может иметь раб по
отношению к той власти, которая заставляет безрадостно работать его мышцы.
Горькое сознание того, что я причинял тебе при жизни немало неприятностей
своим деспотизмом и несправедливой требовательностью, вызывает во мне
желание оправдаться перед тобой.
Я никогда не спрашивал тебя, помнишь ли ты свою мать. Если бы ты
когда-нибудь нарушила установившееся у нас молчание о ней, я с радостным
облегчением рассказал бы тебе то, что решаюсь сказать только теперь. Но
какой-то мудрый инстинкт удерживал тебя от этого, и, пожалуй, лучше для
тебя, что ты узнаешь о ней только теперь, когда уже не существует
необходимости продолжать наше молчание. Если в тебе живет печаль, что ты