"Артур Шопенгауэр. Об университетской философии" - читать интересную книгу автора

например, софисты, с которыми так неустанно боролся Сократ и которых
Платон делал мишенью своих насмешек, - разве они были чем-либо другим, как
не профессорами философии и риторики? Да и не эту ли, собственно, исконную
борьбу, никогда с тех пор вполне не прекращавшуюся, продолжаю вести еще по
сей день и я? Высшие стремления человеческого духа как-то и не уживаются с
барышом: их благородная природа не может с ним совмещаться. - Во всяком
случае, можно было бы еще допустить университетскую философию, если бы
люди, поставленные ее учителями, полагали исполнение своего призвания в
том, чтобы по примеру других профессоров сообщать подрастающему поколению
то, что в данный момент признается в их специальности за истину, т. е.
если бы они правильно и точно излагали своим слушателям систему последнего
по времени действительного философа и обличали им усвоение ее: с этим,
говорю я, можно было бы, конечно, помириться, если бы притом они
обнаруживали хоть настолько рассудительности или по крайней мере такта,
чтобы не считать философами простых софистов, например, какого-нибудь
Фихте, Шеллинга, не говоря уже о Гегеле. Но не только им обыкновенно
недостает указанных качеств, но они еще одержимы несчастной фантазией,
будто на их обязанности лежит самим разыгрывать философов и одарять мир
плодами глубокомыслия. Отсюда и выходят те столь же мизерные, сколько и
многочисленные, произведения, в которых дюжинные головы, а иногда даже
такие головы, которых нельзя назвать и дюжинными, трактуют проблемы, на
решение которых в продолжение тысячелетий направлялись величайшие усилия
самых редких умов, одаренных необычайнейшими способностями, забывавших
ради любви к истине свою собственную личность и страстным исканием света
доводивших себя порою до темницы и даже эшафота, - умов, настолько редких,
что история философии, протекая вот уже два с половиной тысячелетия наряду
с историей государства, как ее основной бас, едва может указать столько
славных философов, чтобы число их составило 1/100 того, сколько
политическая история может отметить славных государей: ибо это совершенно
единичные головы, в которых природа дошла до более отчетливого
самосознания, чем в других. Но именно эти люди стоят настолько далеко от
обычного уровня и толпы, что большинство в них получили себе надлежащее
признание лишь после своей смерти или по крайней мере в глубокой старости.
Ведь, например, даже истинная, громкая слава Аристотеля, которая
впоследствии распространилась шире, чем всякая другая, началась, по всем
признакам, лишь спустя 200 лет после его смерти. Эпикур, имя которого еще
теперь известно даже большой публике, до самой смерти прожил в Афинах в
полной неизвестности. Бруно и Спиноза приобрели славу только через сто с
лишним лет после своей смерти. Даже Давид Юм, при всей ясности и
популярности своего изложения, стал пользоваться авторитетом только 50-ти
лет от роду. хотя его произведения вышли гораздо раньше. Кант стал
знаменитым, когда ему было уже более 60 лет. С университетскими
профессорами нашего времени дело идет, конечно, быстрее, - ведь им не
приходится терять времени: именно, один профессор объявляет учение своего
процветающего в соседнем университете коллеги за достигнутую наконец
вершину человеческой мудрости, и тот сейчас же становится великим
философом и немедленно занимает свое место в истории философии, - именно в
той истории, которую третий коллега подготовляет к ближайшей ярмарке и в
которой он, вполне беспристрастно к бессмертным именам мучеников истины,
взятым из всех столетий, присоединяет достолюбезные имена своих, в данную