"Михаил Шолохов. Рассказы, очерки, фельетоны, статьи, выступления (ПСС том 8)" - читать интересную книгу автора

голове все еще бежала кровь, очень теплая и липкая, плечо болело, и я не мог
поднять правую руку. Помню, что мне очень хотелось лечь и никуда не идти, но
я все же шел...
Нет, я вовсе не хотел умирать и тем более - оставаться в плену. С
великим трудом преодолевая головокружение и тошноту, я шел, - значит, я был
жив и мог еще действовать. Ох, как меня томила жажда! Во рту у меня
спеклось, и все время, пока мои ноги шли, перед глазами колыхалась какая-то
черная штора. Я был почти без сознания, но шел и думал: "Как только напьюсь
и чуточку отдохну - убегу!"
На опушке рощи нас всех, попавших в плен, собрали и построили. Все это
были бойцы соседней части. Из нашего полка я угадал только двух
красноармейцев третьей роты. Большинство пленных было ранено. Немецкий
лейтенант на плохом русском языке спросил, есть ли среди нас комиссары и
командиры. Все молчали. Тогда он еще раз спросил: "Комиссары и офицеры идут
два шага вперед". Никто из строя не вышел.
Лейтенант медленно прошел перед строем и отобрал человек шестнадцать,
по виду похожих на евреев. У каждого он спрашивал: "Юде?" - и, не дожидаясь
ответа, приказывал выходить из строя. Среди отобранных им были и евреи, и
армяне, и просто русские, но смуглые лицом и черноволосые. Всех их отвели
немного в сторону и расстреляли на наших глазах из автоматов. Потом нас
наспех обыскали и отобрали бумажники и все, что было из личных вещей. Я
никогда не носил партбилета в бумажнике, боялся потерять; он был у меня во
внутреннем кармане брюк, и его при обыске не нашли. Все же человек -
удивительное создание: я твердо знал, что жизнь моя - на волоске, что если
меня не убьют при попытке к бегству, то все равно убьют по дороге, так как
от сильной потери крови я едва ли мог бы идти наравне с остальными, но когда
обыск кончился и партбилет остался при мне, - я так обрадовался, что даже
про жажду забыл!
Нас построили в походную колонну и погнали на запад. По сторонам дороги
шел довольно сильный конвой и ехало человек десять немецких мотоциклистов.
Гнали нас быстрым шагом, и силы мои приходили к концу. Два раза я падал,
вставал и шел потому, что знал, что, если пролежу лишнюю минуту и колонна
пройдет, - меня пристрелят там же, на дороге. Так произошло с шедшим впереди
меня сержантом. Он был ранен в ногу и с трудом шел, стоная, иногда даже
вскрикивая от боли. Прошли с километр, и тут он громко сказал:
- Нет, не могу. Прощайте, товарищи! - и сел среди дороги.
Его пытались на ходу поднять, поставить на ноги, но он снова опускался
на землю. Как во сне, помню его очень бледное молодое лицо, нахмуренные
брови и мокрые от слез глаза... Колонна прошла. Он остался позади. Я
оглянулся и увидел, как мотоциклист подъехал к нему вплотную, не слезая с
седла, вынул из кобуры пистолет, приставил к уху сержанта и выстрелил. Пока
дошли до речки, фашисты пристрелили еще нескольких отстававших
красноармейцев.
И вот уже вижу речку, разрушенный мост и грузовую машину, застрявшую
сбоку переезда, и тут падаю вниз лицом. Потерял ли я сознание? Нет, не
потерял. Я лежал, протянувшись во весь рост, во рту у меня было полно пыли,
я скрипел от ярости зубами, и песок хрустел у меня на зубах, но подняться я
не мог. Мимо меня шагали мои товарищи. Один из них тихо сказал: "Вставай же,
а то убьют!" Я стал пальцами раздирать себе рот, давить глаза, чтобы боль
помогла мне подняться...