"Михаил Шолохов. Рассказы, очерки, фельетоны, статьи, выступления (ПСС том 8)" - читать интересную книгу автора

их пристреливали и бросали на дороге...
Впрочем, одного унтер застрелил за то, что он на ходу взял с земли
мерзлую картофелину. Мы шли через картофельное поле. Старшина, по фамилии
Гончар, украинец по национальности, поднял эту проклятую картофелину и хотел
спрятать ее. Унтер заметил. Ни слова не говоря, он подошел к Гончару и
выстрелил ему в затылок. Колонну остановили, построили. "Все это -
собственность германского государства, - сказал унтер, широко поводя вокруг
рукой. - Всякий из вас, кто самовольно что-либо возьмет, будет убит".
В деревне, через которую мы проходили, женщины, увидев нас, стали
бросать нам куски хлеба, печеный картофель. Кое-кто из наших успел поднять,
остальным не удалось: конвой открыл стрельбу по окнам, а нам приказано было
идти быстрее. Но ребятишки - бесстрашный народ, они выбегали за несколько
кварталов вперед, прямо на дорогу клали хлеб, и мы подбирали его. Мне
досталась большая вареная картофелина. Разделили ее пополам с соседом, съели
с кожурой. В жизни я не ел более вкусного картофеля!
Укрепления строились в лесу. Немцы значительно усилили охрану, выдали
нам лопаты. Нет, не строить им укрепления, а разрушать я хотел!
В этот же день перед вечером я решился: вылез из ямы, которую мы рыли,
взял лопату в левую руку, подошел к охраннику... До этого я приметил, что
остальные немцы находятся у рва и, кроме этого, какой наблюдал за нашей
группой, поблизости никого из охраны не было.
- У меня сломалась лопата... вот посмотрите, - бормотал я, приближаясь
к солдату. На какой-то миг мелькнула у меня мысль, что если не хватит сил и
я не свалю его с первого удара, - я погиб. Часовой, видимо, что-то заметил в
выражении моего лица. Он сделал движение плечом, снимая ремень автомата, и
тогда я нанес удар лопатой ему по лицу. Я не мог ударить его по голове, на
нем была каска. Силы у меня все же хватило, немец без крика запрокинулся
навзничь.
В руках у меня автомат и три обоймы. Бегу! И тут-то оказалось, что
бегать я не могу. Нет сил, и баста! Остановился, перевел дух и снова еле-еле
потрусил рысцой. За оврагом лес был гуще, и я стремился туда. Уже не помню,
сколько раз падал, вставал, снова падал... Но с каждой минутой уходил все
дальше. Всхлипывая и задыхаясь от усталости, пробирался я по чаще на той
стороне холма, когда далеко сзади застучали очереди автоматов и послышался
крик. Теперь поймать меня было нелегко.
Приближались сумерки. Но если бы немцы сумели напасть на мой след и
приблизиться, - только последний патрон я приберег бы для себя. Эта мысль
меня ободрила, я пошел тише и осторожнее.
Ночевал в лесу. Какая-то деревня была от меня в полукилометре, но я
побоялся идти туда, опасаясь нарваться на немцев.
На другой день меня подобрали партизаны. Недели две я отлеживался у них
в землянке, окреп и набрался сил. Вначале они относились ко мне с некоторым
подозрением, несмотря на то, что я достал из-под подкладки шинели кое-как
зашитый мною в лагере партбилет и показал им. Потом, когда я стал принимать
участие в их операциях, отношение ко мне сразу изменилось. Еще там открыл я
счет убитым мною фашистам, тщательно веду его до сих пор, и цифра помаленьку
подвигается к сотне.
В январе партизаны провели меня через линию фронта. Около месяца
пролежал в госпитале. Удалили из плеча осколок мины, а добытый в лагерях
ревматизм и все остальные недуги буду залечивать после войны. Из госпиталя