"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга третья (ПСС том 4)" - читать интересную книгу автора

голова казачки в белом платке тихо поворачивается, следя глазами за ним. Так
поворачивается шляпка подсолнечника, наблюдающего за медлительным кружным
походом солнца.


* * *

Этапным порядком гнали Кошевого Михаила из Вешенской на фронт. Дошел он
до Федосеевской станицы, там его станичный атаман задержал на день и под
конвоем отправил обратно в Вешенскую.
- Почему отсылаете назад? - спросил Михаил станичного писаря.
- Получено распоряжение из Вешек, - неохотно ответил тот.
Оказалось, что Мишкина мать, ползая на коленях на хуторском сборе,
упросила стариков и те написали от общества приговор с просьбой Михаила
Кошевого как единственного кормильца в семье назначить в атарщики. К
вешенскому станичному атаману с приговором ездил сам Мирон Григорьевич.
Упросил.
В станичном правлении атаман накричал на Мишку, стоявшего перед ним во
фронт, потом сбавил тон, сердито закончил:
- Большевикам мы не доверяем защиту Дона! Отправляйся на отвод,
послужишь атарщиком, а там видно будет. Смотри у меня, сукин сын! Мать твою
жалко, а то бы... Ступай!
По раскаленным улицам Мишка шел уже без конвоира. Скатка резала плечо.
Натруженные за полтораста верст ходьбы ноги отказывались служить. Он едва
дотянул к ночи до хутора, а на другой день, оплаканный и обласканный
матерью, уехал на отвод, увозя в памяти постаревшее лицо матери и впервые
замеченную им пряжу седин на ее голове.
К югу от станицы Каргинской, на двадцать восемь верст в длину и шесть в
ширину, разлеглась целинная, извеку не паханная заповедная степь. Кус земли
во многие тысячи десятин был отведен под попас станичных жеребцов, потому и
назван - отводом. Ежегодно на Егорьев день из Вешенской, из зимних конюшен,
выводили атарщики отстоявшихся за зиму жеребцов, гнали их на отвод. На
станичные деньги была выстроена посреди отвода конюшня с летними открытыми
станками на восемнадцать жеребцов, с рубленой казармой около для атарщиков,
смотрителя и ветеринарного фельдшера. Казаки Вешенского юрта пригоняли
маток-кобылиц, фельдшер со смотрителем следили при приеме маток, чтоб ростом
каждая была не меньше двух аршин и возрастом не моложе четырех лет. Здоровых
отбивали в косяки штук по сорок. Каждый жеребец уводил свой косяк в степь,
ревниво соблюдая кобылиц.
Мишка ехал на единственной в его хозяйстве кобыле. Мать, провожая его,
утирая завеской слезы, говорила:
- Огуляется, может, кобылка-то... Ты уж блюди ее, не заезживай. Ишо
одну лошадь - край надо!
В полдень за парны?м маревом, струившимся поверх ложбины, увидел Мишка
железную крышу казармы, изгородь, серую от непогоды тесовую крышу конюшни.
Он заторопил кобылу: выправившись на гребень, отчетливо увидел постройки и
молочный разлив травы за ними. Далеко-далеко на востоке гнедым пятном темнел
косяк лошадей, бежавших к пруду; в стороне от них рысил верховой атарщик -
игрушечный человек, приклеенный к игрушечному коньку.
Въехав во двор, Мишка спешился, привязал поводья к крыльцу, вошел в