"Михаил Шолохов. Чужая кровь" - читать интересную книгу автора

Петру, покойному сыну, пожаром перекинулась вот на этого недвижного, смертью
зацелованного, чьего-то чужого сына...
Заезжал как-то командир проходившего через станину полка. Лошадь у
ворот оставил с ординарцем, сам взбежал на крыльцо, гремя шашкой и шпорами.
В горнице шапку снял и долго молча стоял у кровати. По липу раненого бродили
бледные тени, из губ, сожженных жаром, точилась кровица. Качнул командир
преждевременно поседевшей головой, затуманясь и глядя куда-то мимо
Гаврилиных глаз, сказал:
- Побереги товарища, старик!
- Поберегем! - твердо ответил Гаврила.
Текли дни и недели. Минули святки. На шестнадцатый день в первый раз
открыл белокурый глаза, и услышал Гаврила голос, паутинно-скрипучий:
- Это ты, старик?
- Я.
- Здорово меня обработали?
- Не приведи Христос!
Во взгляде, прозрачном и неуловимом, почудилась Гавриле усмешка,
беззлобно-простая.
- А ребята?
- Энти того... закопали их на плацу.
Молча пошевелил по одеялу пальцами и перевел взгляд на некрашеные доски
потолка.
- Звать-то тебя как будем? - спросил Гаврила.
Голубые с прожилками веки устало опустились.
- Николай.
- Ну, а мы Петром кликать будем... Сын у нас был... Петро...- пояснил
Гаврила.
Подумав, хотел еще о чем-то спросить, но услышал ровное, в нос дыхание
и, удерживая руками равновесие, на цыпочках отошел от кровати.

x x x

Жизнь возвращалась к нему медленно, словно нехотя. На другой месяц с
трудом поднимал от подушки голову, на спине появились пролежни.
С каждым днем с ужасом чувствовал Гаврила, что кровно привязывается к
новому Петру, а образ первого, родного, меркнет, тускнеет, как отблеск
заходящего солнца на слюдяном оконце хаты. Силился вернуть прежнюю тоску и
боль, но прежнее уходило все дальше, и ощущал Гаврила от этого стыд и
неловкость... Уходил на баз, возился там часами, но, вспомнив, что с Петром
у кровати сидит неотступно старуха, испытывал ревнивое чувство. Шел в хату,
молча топтался у изголовья кровати, негнущимися пальцами неловко поправлял
наволочку подушки и, перехватив сердитый взгляд старухи, смирно садился на
скамью и притихал.
Старуха поила Петра сурчиным жиром, настоем целебных трав, снятых
весною, в майском цвету. От этого ли или от того, что молодость брала верх
над немощью, но раны зарубцевались, кровь красила пополневшие щеки, лишь
правая рука, с изуродованной у предплечья костью срасталась плохо: как
видно, отработала свое.
Но все же на второй неделе поста в первый раз присел Петро на кровати
сам, без посторонней помощи, и, удивленный собственной силой, долго и