"Михаил Шолохов. Чужая кровь" - читать интересную книгу автора

раздетые до белья продотрядники, все трое в ряд. И, глядя на них, уже не
ощутил Гаврила в дрогнувшем от ужаса сердце той злобы, что гнездилась там с
утра. Казалось небывальщиной, сном, чтобы на гумне, где постоянно
разбойничали соседские козы, обдергивая прикладок соломы, теперь лежали
изрубленные люди; и от них, от талых круговин примерзшей пупырчатой крови,
уже струился-тек запах мертвечины...
Белокурый лежал, неестественно отвернув голову, и если б не голова,
плотно прижатая к снегу, можно было бы подумать, что лежит он отдыхая - так
беспечно были закинуты его ноги одна за одну.
Второй, щербатый и черноусый, выгнулся, вобрав голову в плечи, оскалясь
непримиримо и злобно. Третий, зарывшись головою в солому, недвижно плыл по
снегу: столько силы и напряжения было в мертвом размахе его рук.
Нагнулся Гаврила над белокурым, вглядываясь в почерневшее лицо, и
дрогнул от жалости: лежал перед ним мальчишка лет девятнадцати, а не
сердитый, с колючими глазами продкомиссар. Под желтеньким пушком усов возле
губ стыл иней и скорбная складка, лишь поперек лба темнела морщинка,
глубокая и строгая.
Бесцельно тронул рукою голую грудь и качнулся от неожиданности: сквозь
леденящий холодок ладонь прощупала потухающее тепло...
Старуха ахнула и, крестясь, шарахнулась к печке, когда Гаврила, кряхтя
и стоная, приволок на спине одеревеневшее, кровью почерненное тело.
Положил на лавку, обмыл холодной водой, до устали, до пота тер колючим
шерстяным чулком ноги, руки, грудь. Прислонился ухом к гадливо-холодной
груди и насилу услышал глухой, с долгими промежутками стук сердца.

x x x

Четвертые сутки лежал он в горнице, шафранно-бледный, похожий на
покойника. Пересекая лоб и щеку, багровел запекшийся кровью шрам, туго
перевязанная грудь качала одеяло, с хрипом и клокотаньем вбирая воздух.
Каждый день Гаврила вставлял ему в рот свой потрескавшийся,
зачерствелый палец, концом ножа осторожно разжимал стиснутые зубы, а старуха
через камышинку лила подогретое молоко и навар из бараньих костей.
На четвертый день с утра па щеках белокурого зарозовел румянец, к
полудню лицо его полыхало, как куст боярышника, зажженный морозом, дрожь
сотрясала все тело, и под рубахой проступил холодный и клейкий пот.
С этой поры стал он несвязно и тихо бредить, порывался вскакивать с
кровати. Днем и ночью дежурили около него Гаврила поочередно со старухой.
В длинные зимние ночи, когда восточный ветер, налетая с Обдонья, мутил
почерневшее небо и низко над станицей стлал холодные тучи, сиживал Гаврила
возле раненого, уронив голову на руки, вслушиваясь, как бредил тот,
незнакомым, окающим говорком несвязно о чем-то рассказывая; подолгу
вглядывался в смуглый треугольник загара на груди, в голубые веки закрытых
глаз, обведенных сизыми подковами. И когда с выцветших губ текли тягучие
стоны, хриплая команда, безобразные ругательства и лицо искажалось гневом и
болью,- слезы закипали у Гаврилы в груди. В такие минуты жалость приходила
непрошеная.
Видел Гаврила, как с каждым днем, с каждой бессонной ночью бледнеет и
сохнет возле кровати старуха, примечал и слезы на щеках ее, вспаханных
морщинами, и понял, вернее - почуял сердцем, что невыплаканная любовь ее к