"Александр Шохов. Структура ментального мира классической Греции" - читать интересную книгу автора

Ты же не умер, но жив, о Зевс, присносущный владыка!"

[9, c. 31]

Умирают титаны и нимфы, показывают гроб Афродиты на Кипре, гроб Ареса
во Фракии, гроб Диониса в Дельфах, Гермеса в Ливийском Гермополисе...[23, c.
307]
Второе противоречие, не менее жестокое и разрушительное, состояло в
том, что Зевс сумел свергнуть своего отца Кроноса, как Кронос в свое время
сверг Урана, а это значит, что может найтись Бог, способный сокрушить и его.
Власть Зевса не вечна, о чем с такой страстью говорит эсхиловский Прометей.
("Прикованный Прометей.") Что это означает для всей религии, понятно: либо
она - чистое суеверие, либо ее боги - не абсолютные сущности.
Дионис, являясь как бы сущностным наполнением всего греческого мифа,
соединил собою эти крайности, ибо смерть для него означала только новое
рождение, и даже отождествление с убийцей (что, впрочем, является, так
сказать, всеобщим законом мифа), а свержение власти Диониса казалось
невозможным уже потому, что мальчик, глядящийся в зеркало, сам и жертва и
палач и Великий Ловчий, вечно улавливающий в сети безумия, покоряющий
безумием, соединяющий себя с любым, кто приблизится, нерасторжимыми узами.
Именно Дионис, как имя игровой реальности (миф - это, по А.Ф.Лосеву,
"развернутое магическое имя"[29,170]), создал эллинов классики. Нам теперь
предстоит показать логику и смысл этого перехода к классическому периоду.
Классика преобразовала традиционный миф, наполнила его новыми смыслами.
Для ментального мира это означает, что была создана новая игровая
реальность, описанная как отражение архаического мифа в литературе. Причем
теперь функции мифа начинает играть это новое описание. Важна и еще одна
особенность нового мифа: он был создан не из игры и не из повседневности; в
ментальном мире для его создания был простроен способ перехода от одной
игровой реальности к другой, который (способ) одновременно (по функции)
являлся и способом управления этой новой реальностью, новой повседневностью.
Естественно, новый миф не был только литературой, однако на первых стадиях
становления цивилизации литература служит своего рода базисом искусства,
философии и политики, ибо впервые оформляет новые концептуальные воззрения.
Исполняя эту задачу, литература вначале совершенно сливается с философией и
политикой. Солон излагал программу своих реформ в стихах, а диалоги Платона
естественнейшим образом выросли из диалогов трагедий.
В "Рождении трагедии из духа музыки" Ф.Ницше пишет:

"Мы должны представлять себе греческую трагедию как дионисический
хор, который все снова и снова разряжается аполлоническим миром образов."

[34, 1,c. 86]

Это, безусловно, так, однако, смысл трагедии не столько в
аполлоническом оформлении дионисийского безумия, сколько в безопасной
направленности неуемной энергии, в правильном освобождении от священного
безумия, в катарсисе, пройдя через который, человек обновляет душу. Известно
то огромное впечатление, какое производили на зрителей трагедии,
поставленные на праздник Великих Дионисий (кстати, учрежденный Писистратом в